Пустыня смерти

Чай понравился всем рейнджерам; выдув по нескольку чашек, они объявили, что одобряют английские обычаи. Калл же, хотя ему тоже понравился чай, подумал, что глупо тратить попусту целый час дневного времени, просиживая за столом в пустыне. И вечером можно гонять чаи сколько душе угодно — зачем же пропускать светлые дневные часы? Но все же он должен был признать, что во всех других отношениях мероприятия, организованные леди Кейри, были просто великолепны.

В Эль-Пасо они приобрели самые лучшие седла, какие только нашлись, не забыли также и о том, что зима не за горами. Леди Кейри настояла, чтобы они купили дождевики, теплые куртки и целую кипу одеял. Да если бы экспедиция Калеба Кобба была хоть наполовину экипирована так, она, может, и осуществилась бы, считал Калл. С надлежащим материальным обеспечением она имела бы реальные шансы на успех.

Вечером Эмеральд установила, с помощью Верзилы Билла и Гаса, палатку для леди Кейри. Когда растяжки палатки прочно укрепили, леди Кейри присела у лагерного костра и стала читать сыну Уилли рассказы из книг, которые они прихватили с собой. Рейнджеры, которым никогда прежде не доводилось близко сталкиваться с дамой, умеющей читать, внимательно слушали ее и чтение им нравилось не меньше, чем Уилли. А что касается Матильды Робертс, то ей книга нравилась даже больше, чем Уилли, — маленький виконт уже не раз слышал эти рассказы, а Матильда не знала ни про Красную Шапочку или про Джека и бобовое зернышко. Пока леди Кейри читала, Матильда сидела, словно завороженная, не обращая внимания на то, что ее чай давно остыл.

Но еще больше, чем чтение, завораживало их пение леди Кейри. В основном та исполняла легкие веселые песенки вроде «Анни-Лори» или «Барбара Аллен», так как мужчинам нравились именно такие песни. Но когда сентиментальные песенки надоедали, голос леди Кейри внезапно становился все громче и громче, пока, как казалось, не заполнял все безбрежное пространство пустыни. На этот раз она запела на незнакомом им языке, но при первых же звуках встал во весь рост Брогноли и стал подпевать ей. Пел он невнятно, голос его оказался хриплым и скрипучим, но он старался как мог, а глаза его ожили и засверкали. На лбу вздулась вена, когда он начал подпевать.

— Смотрите, он итальянец и знает итальянские оперы, — удивилась леди Кейри. — Теперь, когда он обрел снова голос, думаю, через денек-другой запоет и арии.

Ее предположение не оправдалось, ибо интендант Брогноли в ту же ночь умер. Утром Калл взглянул на него и сразу догадался, что тот неживой. Голова Брогноли откинулась далеко назад и вбок.

— Думаю, что это дерганье и довело его до ручки, — решил Гас, когда услышал печальную весть.

— Нет, это все опера наделала, — возразила леди Кейри. — А может, он умер от того, что услышал родную речь.

Интенданта Брогноли похоронили в твердом каменистом грунте — четверо оставшихся рейнджеров по очереди рыли для него могилу. Леди Кейри на процедуре погребения пела тот же самый реквием, который они слышали, когда хоронили Длинноногого Уэллейса и других техасцев, расстрелянных мексиканскими солдатами. Мужчины не могли сдержать слез, даже Уэсли Баттонс, хотя он и недолюбливал Брогноли. Как-никак они вместе прошли большой путь, и вот теперь тот умер. На просторах пустыни каждый человек на счету, уход из их рядов даже одного рейнджера сразу же сказывался и заставлял понимать, как же малочисленна их группа, как она ничтожна по сравнению с бескрайним пространством, которое они преодолевают

— Вот мы и вернулись в дикие места, — промолвил Гас

Леди Кейри случайно услышала его реплику и, натянув поводья, остановила лошадь, чтобы осмотреться и получше разглядеть смутные очертания далеких гор на востоке.

— Да, места здесь довольно дикие, — подтвердила она. — Какой-то особенный запах. Я чувствовала такой же дикий запах в Африке и сейчас вновь вдыхаю его.

— А это значит, что мы должны теперь соблюдать особую осторожность, — предупредил Калл.

Леди Кейри, еще раз взглянув на далекие горы, заметила:

— Все как раз наоборот, капрал Калл. Это значит, что и мы должны стать дикими, как местные дикари.

Она повернулась и некоторое время смотрела на него. Калл не видел ее глаз за трехслойной темной вуалью, но все равно чувствовал, что она глядит на него. Один из рукавов ее одеяния немного задрался, и он увидел часть запястья между черной перчаткой и рукавом. Он с Гасом иногда строил предположения о том, насколько сильно поразила проказа леди Кейри. Она без труда управляла лошадью и ловко работала руками и пальцами, когда, например, разливала чай или же намазывала масло на сдобные булочки. И он увидел белоснежное запястье — гораздо более белое, чем у Матильды. У Матти все тело загорело под солнцем.

Хотя леди Кейри всегда была вежлива, тем не менее Калл почувствовал себя не в своей тарелке от того, что ее невидимые глаза пристально изучают его.

— Ну как, капрал Калл? Достаточно одичали? — спросила она. — У меня такое чувство, что вы уже вполне освоились.

— Поживем — увидим, — ответил Калл.

3