Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами

Неудивительно, что нейропластичность может быть связана с психическими нарушениями, начиная с депрессии и заканчивая обсессивно-компульсивными расстройствами (неврозами навязчивых состояний) или звоном в ушах. Чем больше страдающий человек концентрируется на своих симптомах, тем глубже они проникают в его нейронные связи. В самых плохих случаях мозг, в сущности, тренирует себя быть постоянно больным. Укрепление пластичных путей в мозге может приводить к усилению различных видов зависимости. Даже очень малые дозы наркотиков, вызывающих привыкание, способны значительно изменить поток нейромедиаторов в синапсе человека, что приводит к долгосрочным изменениям в карте мозга и его функционировании. В некоторых случаях повышение уровня нейромедиаторов определённого типа, таких как дофамин (близкий родственник адреналина, отвечающий за формирование чувства удовольствия), может запустить процесс включения или выключения тех или иных генов, что приводит к дальнейшему росту тяги к наркотику. Жизненный путь заходит в тупик.

Потенциал для формирования нежелательных нейропластических изменений присутствует даже в случае повседневного и нормального функционирования нашего разума. Эксперименты показывают, что точно так же, как мозг может выстраивать новые или более сильные связи с помощью физических или ментальных упражнений, эти связи могут ослабляться или даже исчезать при отсутствии практики. «Если бы мы перестали заниматься тренировками своих ментальных навыков, - пишет Дойдж, - мы бы не просто забыли их: пространство в нашей карте мозга, ранее выделявшееся для этих навыков, будет отдано другим, развитием которых мы будем заниматься вместо них». Джеффри Шварц, преподаватель психиатрии на факультете медицины Калифорнийского университета, называет этот процесс «выживанием наиболее занятых». Умственные способности, которыми мы жертвуем, могут оказаться не менее, а то и более ценными, чем способности, приобретаемые нами. Нашим нейронам и синапсам безразлично качество наших мыслей. Пластичность нашего мозга делает вполне допустимой возможность интеллектуального распада.

Это не значит, что мы не можем, при должных усилиях, вновь правильно настроить свои нервные сигналы и восстановить утраченные навыки. Это значит, что жизненные пути в нашем мозгу становятся, как понимал мсье Дюмон, путями наименьшего сопротивления. Это - пути, по которым мы ходим чаще всего, и чем дальше мы идём по ним, тем сложнее становится повернуть обратно.

ОТСТУПЛЕНИЕ

О чём думает наш мозг, размышляя о самом себе

По мнению Аристотеля, основная функция мозга заключается в том, чтобы не дать телу переохладиться. В своём трактате «О частях животных», посвящённом вопросам анатомии и физиологии, он писал о материи мозга как о соединении земли и воды, «умеряющем теплоту и кипение в сердце». Кровь поднимается вверх из «огненной» зоны тела до тех пор, пока не достигает головы, где мозг снижает её температуру до «умеренной». Затем охладившаяся кровь растекается по всему остальному телу. По мнению Аристотеля, это процесс чем-то схож с «возникновением дождей. Когда из земли выходит влажный пар и благодаря теплу несётся вверх, то, попадая в холодный воздух над землёй, он вновь превращается в воду и в виде дождя падает на землю». Причина, по которой человек обладает «наибольшим относительно своего размера мозга», заключается в том, что «у людей места около сердца и лёгких - самые тёплые и полнокровные». Аристотелю казалось, что мозг не может быть «органом, связанным с ощущениями», как предполагали Гиппократ и другие, потому что «прикосновение к мозгу не приводит к ощущениям». По словам Аристотеля, мозг ничуть не чувствительнее «крови или экскрементов животных».

Разумеется, в наши дни легко смеяться над допущенной Аристотелем ошибкой. Но в то же время легко понять, почему великий философ так сильно оторвался от реальности. Мозг, аккуратно упакованный в черепную коробку, сам по себе не подаёт нам никаких знаков о своём присутствии. Мы чувствуем, как бьётся сердце, расширяются лёгкие или урчит желудок. Однако мозг, лишённый подвижности и не имеющий чувствительных нервных окончаний, остаётся для нас незаметным. Источник нашего сознания находится вне наших ощущений. И в древности, и в эпоху Просвещения врачи и философы были вынуждены изучать функции мозга с помощью исследования и диссекции скоплений серого вещества, которые они извлекали из черепов мертвецов или животных. И то, что они видели, в целом отражало их представления об устройстве человека или, в более широком смысле, об устройстве Вселенной. Как пишет Роберт Мартенсен в книге «Мозг обретает форму», они могли представлять увиденное, в частности структуру мозга, с помощью своих излюбленных метафизических образов и описывать физические части определённого органа так, чтобы «найти что-то похожее в собственных представлениях».