Путь

Несколько мгновений они стояли лицом к лицу, буравя друг друга взглядами, но затем, словно с него спало какое-то оцепенение, Эйтор схватил меч, вырвав его из стола, и, что то истошно закричав, прыгнул к своему противнику, занося оружие над головой.

Как ни велико было удивление, как ни силен был испуг, охвативший Эйтора, сковавший его сердце льдом, король смог собрать в кулак всю свою волю. За минувшие годы он смог убедить себя в том, что Эрвин, истинный наследник Альфиона, мертв, что он сгинул в каком-нибудь далеком краю во время своих скитаний. Что ж, он ошибся, и названный брат нынешнего владыки королевства стоял сейчас посреди зала, напряженный, не ослаблявший хватку на черене меча, надменно взирая на благородное общество, будто онемевшее от изумления. Как, для чего он явился сюда, было не важно, ведь сейчас Эйтор мог окончательно избавить себя от всех страхов и сомнений. И он не мешкал, атаковав так быстро, как только мог.

  - Умри, - прорычал сквозь зубы король, рассекая воздух перед собой широкими взмахами чужого, непривычного, излишне тяжелого меча. - Кем бы ты ни был, кошмаром из снов или человеком из плоти и крови, умри!

Он считал себя неплохим бойцом, король Эйтор, пусть и ни разу не проливал кровь настоящего врага. Но тренировки с собственными гвардейцами, с настоящими мастерами меча тоже кое-чего стоили, и умение государя было велико. А потому Эрвин невольно попятился под его ударами, в каждый из которых король вкладывал весь свой страх, всю свою ненависть. Принц только и мог, что защищаться, частью отражая выпады противника своим клинком, а частью просто увертываясь от них.

  - Умри, - кричал Эйтор, наступая на вернувшегося из небытия брата и ликуя при мысли, что тот вынужден отступать, с видимым трудом сдерживая его отчаянный натиск. - Умри, умри, умри!

Они кружили по залу, словно танцуя, и обменивались частыми ударами. Клинки с лязгом сталкивались, чтобы тотчас отлететь и вновь столкнуться. Никто не сказал бы, что в схватке сошлись неравные противники. Они даже внешне были похожи, оба светловолосые, только у Эйтора глаза были зеленые, у его противника же - серые, точно сталь клинка. Король был чуть шире в плечах, немного тяжелее, от силы на двадцать фунтов, а его принц оказался на полголовы выше ростом и немного подвижнее, но именно, что немного. Они стоили друг друга статью и мастерством, и все же Эрвин был опытнее, ведь он постигал воинское мастерство не на плацу, а в боях, где любая оплошность могла стоить жизни. И потому исход был вполне закономерен.

Вновь взвились, ударившись друг о друга тяжелые клинки, и принц, подцепив острием своего меча оружие Эйтора за широкую крестовину, вырвал его из рук противника, отбросив в сторону. На мгновение король застыл, готовый принять грудью последний, смертельный удар. Но смерть все не приходила. Эрвин застыл в нескольких шагах от брата, замерев в низкой стойке и выставив перед собой клинок. Что то помешало ему ударить, сделать то, о чем принц мечтал двадцать три года, растянувшиеся для него в целую вечностью.

  - Возьми клинок и бейся, - угрюмо процедил Эрвин, указав на выпавший из рук своего противника меч. - Покажи, чего ты стоишь, чтобы о твоей смерти сложили баллады! Не вынуждай меня прикончить тебя, как безродного пса! Пусть это будет честный бой, то, чего по твоей милости меня лишили тогда, в святилище, когда умерла моя Ильма.

Эйтор неуверенно, не сводя глаз с замершего в готовности мгновенно нанести удар Эрвина сделал маленький шажок к мечу. Он ждал, что принц, истинный принц сделает выпад, поразив его в спину, и опасался поворачиваться к Эрвину спиной. А названный брат короля терпеливо ждал, пока его противник снова будет готов к бою. Но в этот миг в поединок вмешалась третья сила.

Лорд Грефус, триумфатор, спаситель королевства, как окрестила его толпа, заворожено следил за поединком, которым столь внезапно прервался пир. Каково бы ни было его изумления, когда принц Эрвин, живо и невредимый, превратившийся из безусого юнца в мужчину, воина, вошел в зал, оно исчезло, улетучилось, стоило только зазвенеть клинкам.

Грефус сражался двадцать лет, торжествуя на турнирах, где ценой поражения были лишь насмешки толпы, и в жестоких схватках, где проигравший расставался с жизнью. Он видел много сражений, был знаком со многими бойцами и тех, кто ныне сошелся в схватке в стенах дворца, возможно, нельзя было назвать самыми умелыми, но еще никто на памяти Грефуса не бился с такой яростью, с таким презрением к собственной жизни.

Лорд не смог бы однозначно отдать предпочтение кому-либо из бойцов. Король Эйтор прежде блистал на турнирах, выходя победителем из конных и пеших поединков с весьма искушенными противниками, да и сейчас регулярно тренировался со своими гвардейцами. Возможно, его тело и покрылось жирком, и государь стал чуть медлительнее, чем десять лет назад, но сила вовсе не покинула его, так что первый же точный удар стал бы для его противника смертельным.