Путь

– Не стоит. Мне немного жаль вас, если честно. Вы здесь, оторваны от привычной жизни. Наверняка и самочувствие неважное, после перемещений в первое время всегда так – быстро устаешь, голова болит, мысли путаются.

– Да, чувствую я себя действительно ужасно. И домой тоже хотела бы вернуться, – я решила быть честной с ним.

– Вас наверняка ищут?

– Нет, не думаю, – вырвалось у меня. – На работе отпуск, а все остальные знают, что я уехала.

– Может, оно и к лучшему. Не думаю, что вы сможете вернуться в ближайшее время.

– Почему? – мне стало неуютно от этих слов. Они что, собираются держать меня тут силой? Хотя я всё равно не смогу ничего сделать.

– После первого путешествия вам надо восстановиться, иначе могут произойти необратимые изменения в организме, головном мозге и психике. После десятого, иногда двадцатого перемещения человек полностью адаптируется, и тогда можно перемещаться практически без ограничений.

– И сколько времени должно пройти, чтобы я могла вернуться?

– Неделя, может быть две. Всё зависит от вашего состояния, – последние слова Франца донеслись до меня будто издалека.

Неделя… Это много или мало?

11.

Дом Рея пустовал, окна открыты. Старушки-служанки нигде не было видно. Мы с Францем прошли в гостиную, он сел в кресло, перед этим принеся мне еды и воды. Я перекусила и легла на диван. Удивительно, но спать уже не хотелось. Прикрыв глаза, я размышляла, чем буду заниматься здесь целую неделю. Франц тоже молчал, пил чай – я слышала, как он ставил кружку на стол и иногда подливал из чайника заварку. Легкий ветер сквозь окна проникал внутрь комнаты, шуршал шторами.

– Вы не расстраивайтесь, Рина, – неожиданно сказал Франц. – Если хотите, я поговорю с Реем, чтобы он разрешил вам выходить за город и издалека наблюдать за ходом боя? Он упоминал про такую возможность.

– Мне не интересна война, – я всё ещё не открывала глаза. – Гораздо лучше было бы провести меня за стену к небоскребам, чтобы я могла посмотреть на детей и женщин, которые живут там. Почитать архивы, – от собственной смелости мне стало и страшно, и радостно, наверное, даже щеки покраснели, пульс повысился точно, как бьется сердце, чувствуется даже в пятках.

– А вот это вряд ли удастся осуществить. Рей хоть и очень влиятельный, но уже нарушил закон, притащив вас сюда. Эта шалость сойдет у него с рук, поскольку виноват в этом тот, кто позволил копью проникнуть в ваш мир. А в небоскребы попадают только избранные, или командиры и то, исключительно по делу. Нам с вами, простым смертным, – он рассмеялся, – туда нет входа. Кстати, мы ищем того человека, который виновен в случившемся, но пока безуспешно. Дезертир, скорее всего.

– Это такая страшная провинность? Вы сами говорите, что для Рея это шалость.

– Утащить человека – да, шалость. А убежать в ваш мир, не закрыв переходное окно – преступление. Не так много людей в нашем мире умеют это делать, перемещаться то есть. И скорее всего это был не просто военный, во всяком случае точно не рядовой. Но пока бои идут активно, найти его сложно.

– И что будет с этим человеком, если вы его всё же найдете? – насколько жестоки здешние законы? Мне ничего неизвестно об их морали, о правилах.

– Сначала его будут судить, а потом либо накажут соответствующим образом, либо отпустят, если вина не будет доказана. Мы один из немногих городов, который сохранил систему судов. В большинстве городов их как таковых нет, там работает четкая система «проступок-наказание» и никто не разбирается в ситуации. Для нас такой вариант неприемлем, слишком мало население, чтобы уничтожать людей за небольшие шалости, – слышу, как Франц встал и прошёл куда-то. Приоткрыв глаза и повернувшись в его сторону, я увидела, что он стоит у окна.

– Да уж, не завидую я этому человеку. Может быть он просто хотел сбежать от того ужаса, что творится на фронте. От дикого воя и ожесточенной борьбы, которая происходит каждый день, можно запросто сойти с ума.

– Это вам так кажется, Рина. Мы привыкли. Потому что это – наша жизнь. Ничего другого мы не знаем, кроме детства в небоскребах, – мне показалось, или он и, правда, стал говорить более тусклым голосом. Я села и собрала волосы в хвост.

– Так узнайте другое. Вы можете перемещаться между мирами, летать в космос. Какой смысл здесь погибать? – этот разговор начал меня раздражать, какая-то тупая покорность придуманной судьбе. Тошнотворные слова «мы», «привыкли». – Вы просто боитесь что-то изменить, боитесь быть другими. Боитесь вывесить белый флаг и прекратить войну, боитесь осмотреться вокруг ещё раз. Вы заперли детей в башнях из стекла и камня, вы не показываете им поля и луга, деревья и птиц. Вы растите из них расходный материал, бездушных воинов, которые от всего этого белого безумия с радостью идут на смерть! Вы – не люди!