Путь

— Ты что, приказы хозяина выполнять отказываешься? За это знаешь, что положено по понятиям?

— Я подписывался служить по понятиям чести, а не по непоняткам Аттала! — бросил скороговоркой Мирон. — Сэм, брат, прочухай сам, мы за что сейчас Бо с Саней убирать должны? Он ведь реально башкой долбанулся, ты же видишь? — указал он на Аттала. — У него кукуха улетела…

Аттал взорвался и, что есть мочи, заорал:

— Ты как с хозяином разговариваешь, гниль? Да я тебя заживо похороню, падаль! Ах ты мразо… — он сорвался на визг и тут же закашлялся, потеряв голос.

— Да какой вы хозяин, Аттал? — вскочил Мирон, оттолкнув стул. — Вы вниз покатились, башка не варит уже! Хозяин — это тот, кто думает на шаг вперёд, а вы похоже…

Тот, зарычав, потянулся за пазуху с намерением достать оттуда ствол, но там оказалось пусто.

— Бам! — раздался звук, ударившейся об стену распахнутой двери, и трое взаимно-нелюбезных собеседников одновременно обернулись на шум, узрив, как в комнату с диким воем влетели Лойер с Англичанином. На своём пути эти чёртики из табакерки тут же встретили второго из братьев. В руках Лойера сверкала изумрудом бутылка шампанского, которую он хотел было с шумом разбить о лоб обернувшегося Жуйченко, но та, ударив, отскочила ото лба. Противник поплыл, но не упал. Бегущий следом Олли Англичанин с разбегу вмазал кулаком ему по морде, однако тот от удара словно взбодрился и, схватив одной рукой Оливера за воротник, попытался провести какой-то мудрёный бросок. Не смог. Завертелась борьба, длившаяся до тех пор, пока наконец Англичанин сильным толчком в грудь не оттолкнул от себя Жуйченко на расстояние вытянутой руки и не заехал резкими джебами: правой, левой, правой, приблизился прыжком и зарядил мощный апперкот в челюсть, от чего противник опрокинулся назад и рухнул, потеряв равновесие.

Тем временем Лойер, ринулся к тому, что стоял позади Саши с кочергой в руках. Жуйченко мгновенно сориентировался и, с силой успев ударив сзади ничего не подозревающего Доктора по правой ноге сверху вниз, резко выставил загнутую железяку перед собой, чтобы остановить бегущего Лойя. Вероятно, именно это обстоятельство вынудило его вложить в первый удар не всю силу — мощная атака сзади подкосила Доктора, но так и не переломила ему ногу в районе бедренной кости, на что первоначально рассчитывал Жуйченко. Но Саня всё равно свалился на пол и с громким ором обхватил бедро руками.

Понимая, что витая, кованая шумовка длиннее гладкой зелёной бутылки, а это, в свою очередь, означает неминуемое поражение в извечной мужской битве — у кого длиннее, Лой в сотые доли секунды взвесил все за и против и, приняв неверное решение, легкомысленно кинул в пса бутылку. Тот легко отбил её, словно битой, и, недолго думая, размахнулся и врезал пяткой кочерги с наскока сверху, случайно попав в район перед ухом Лойера. Раздался смачный хрустящий удар, висок Лойя взорвался красными брызгами, голова неестественно мотнулась в сторону, за ней последовали шея, плечи, пока, наконец, всё тело парня, накренившись и откинувшись назад, как у брошенной марионетки, не рухнуло на пол, забрызгав пол кровью.

Англичанин, только что уделавший одного брата, тупо уставился на капли крови, увидел повёрнутую под безжизненным углом голову друга, утопающую в растекающейся под ней алой лужице, и, подняв взгляд, сфокусировался на ошалевшем Жуйченке, удивлённо раскачивающемся с кочергой в руках.

— А-а-а! — взревел Оливер.

С ходу одолев разделяющее их расстояние, согнувшись в три погибели, он торпедой врезался головой в живот врага, уронив его на пол. Тот не успел осознать происходящее, как Англичанин запрыгнул на него сверху и с яростью врезал лбом в беззащитное лицо Жуйченко. Затем ещё, ещё и ещё пару раз с размаху сверху вниз с ужасающей злостью, пока черты лица не превратились в кашу. Голова верного молодого пса Аттала моталась из стороны в сторону.

Сэм дёрнулся было к нему, но Мирон его перехватил, чуть не повиснув на мощном корпусе друга. Саша катался от боли по полу, Аттал орал на своих подчинённых, Сэм пытался отцепиться от Мирона, и никто не обратил внимания, как взбешённый Англичанин вскочил с тела поверженного врага, схватил с пола выпавшую витую шумовку и начал махать железным кованым прутом, как клюшкой для гольфа, разбивая в кровь со слизью мягкую черепушку Жуйченко, брызгая сгустками костей на стены и вопя что-то несусветное.