Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

Самый сложный образ в этой весьма обширной веренице отрицательных героев — образ Кунанбая. Его типичность, цельность, эмоциональная наполненность — вне всякого сомнения. По мощи художественного обличения образ Кунанбая не имеет себе равных среди всего, что написали писатели Казахстана о темных антинародных силах, порожденных прошлым социальным устройством нашей страны. Много в этом характере причудливых складок, извилин и тайников. Кунанбай, воплотивший в себе дух жестокости, интриг и коварства, отнюдь не односторонен, не схематизирован и не мелкотравчат. Он по-своему могуч и монолитен в своей классовой сущности и определенности. Его ум изворотлив, его коварство безгранично, его деспотические злодеяния рождены беспредельной жестокостью в преодолении всего, что стоит на пути достижения поставленной им цели.

И вот против этого матерого хищника выступает Абай. Трудности борьбы заключаются не только в том, что Кунанбай — ага-султан, а Абай — лишь незрелый, неокрепший юнец, но и прежде всего в том, что Кунанбай — его родной отец. Поэтому в своем сопротивлении неограниченно властному султану Абай постепенно переходит от внутреннего несогласия к открытой борьбе и в этой борьбе, постепенно завоевывая симпатии и поддержку народа, в конце концов торжествует и одерживает победу. Но старый мир не признает себя побежденным и всеми возможными средствами отстаивает свое еще не поверженное господство. Место дряхлеющего Кунанбая занимают феодалы той же закваски: Уразбай, Жиренше, Такежан, Азимбай. Волчьей стаей набрасываются они на борющегося за справедливость, за народные интересы Абая.

Верные выкормыши Кунанбая словно разделили между собой черты характера своего наставника. Уразбай заимствовал у Кунанбая его тиранство, произвол самодура, Жиренше — коварство, хитрость, лукавство. Такежан унаследовал жестокосердие отца… Подобные хищники давно уже канули в вечность. Казахский народ избавлен от них всем ходом своей истории после победы социалистической революции. Но, воссозданные умным и страстным художником, они остаются в литературе живым страшным напоминанием о прошлом, помогая новым поколениям осознать, как шла ожесточенная длительная борьба между старым и новым миром. Эти запечатленные силой искусства образы помогают глубоко познать жизнь прошедших поколений и вместе с тем имеют определенное значение для нашей сегодняшней жизни. Хотя Кунанбая сейчас не встретить на просторах социалистически преобразованного Казахстана, но в сознании некоторых наших современников все еще сохранились как пережиточные явления отдельные элементы «кунанбаевщины». Разоблачать природу пережитков, распознать родимые пятна эпохи частнособственнических отношений, знать их нормы, а следовательно, и уметь с ними бороться — учит нас галерея созданных М. Ауэзовым отрицательных образов. И это качество также делает для нас его эпопею неоценимым оружием в воспитании новых людей. Созданные воображением истинного художника, образы Кунанбая и кунанбаевцев как глубоко индивидуализированные типы представляют из себя не только познавательную ценность, но и источник эстетического восприятия. Они отталкивают нас, вызывают в нас чувство презрения и ненависти к отвратительным чертам их характера и в то же время изумляют силой своей правдивости и художественной убедительности, восхищают мастерством лепки и изображения.

Итак, вершина положительных образов — Абай, вершина отрицательных— Кунанбай. Один подобен восходящему солнцу, разгоняющему мрак, другой — вековечному мраку, тщетно старающемуся воспрепятствовать восходу солнца. Если мы говорим, что эта эпопея — панорама полувековой жизни казахской степи, то с полным основанием можем сказать, что из этих двух систем образов одна бросает лучи света на панораму, другая падает на нее тенью.

Ожесточенные схватки передовых сил казахского аула с Кунанбаем и его сторонниками, разжигающими межродовые распри, способствовали пробуждению классового самосознания трудящихся.

Бедняцкие аулы, некогда поддающиеся подстрекательствам главарей родов, начинают понимать, что межродовая рознь выгодна только родовой верхушке.

В этой книге происходит как бы скрытая подготовка будущих больших схваток между представителями двух миров.

В романе «Путь Абая» М. Ауэзов изображает новую среду, новые события: злодеяния хазретов, халфе, ишанов, мулл, безрадостное прозябание городских трудящихся и рабочих затона; эпидемию, голод и другие стихийные бедствия, обрушившиеся на народ; налоги и поборы, взимаемые с населения царским правительством, произвол чиновников; жизнь джетысуйских казахов; новые враждебные заговоры против Абая, его сближение с рабочими, стихийное выступление казахов-рабочих рука об руку с русскими крестьянами против угнетателей; новые картины, новые образы: Акишева, Сармоллы — из духовенства; Абена, Абды, Сеила, Сеита — из рабочих; Павлова и Александры Яковлевны — русских друзей поэта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза