Путь Акогаре. Том 2

— Ты скажи-ка мне лучше, Согия, никто ли тебя не обижает?

— Терпимо, Норайо-сан, терпимо.

— Какое «терпимо»! Ты проповедник, или кто? Не разрешай, чтобы тебя тут по-всякому называли.

— Слушаюсь.

— Я раздаю всем подзатыльники, когда слышу эти грязные слухи о тебе, — заботливо положа Ичиро себе на плечо, Нора подошёл ближе.

— Благодарю.

— Признаться честно, я тебе по делу искал…

— Не надо мучить дяденьку Согию скучными заданиями! Он должен сражаться с демонами, как и вы, кётаи!

— Успеет ещё насражаться, Ичиро, — ухмыльнулся Журавль, — Дело касается товарища твоего… Тэгами.

— Да? С ним всё в порядке?

— Как сказать… Лучше сам посмотри.

* * *

— Он… Пишет, — начал я, заглянув в комнату Чино, — Разве это проблема?

— Проблема в том, как он пишет! — воскликнул Норайо, и отогнал от фусумы Ичиро, — Тебе малой, рано смотреть на такое.

— Но этот дядя просто пишет… — удивлялся мальчишка.

— Никого не замечая пишет, — продолжил кётай, — Мне даже удалось один из листов выхватить, — он протянул пергамент, исписанный кровавыми иероглифами. «Скучаю по тебе, отец», — гласила надпись, повторяясь от столбца к столбцу.

— Этот дяденька потерял папу… — сокрушался Ичиро и немедля ворвался в покои писателя, — Дяденька Тэгами, не надо грустить!

— … — никакого внимания.

— Я вот не знаю своего папеньку! А каждый раз, когда спрашиваю о нём, мама начинает плакать… Но я не расстраиваюсь, дяденька Тэгами, и вам тоже не советую! — паренёк вел воодушевляющую речь, когда, неожиданно для всех, Чино поднял взгляд на Ичиро.

— Ты не знаешь своего папу?

— Никак нет!

— Тебе, выходит, даже хуже чем мне…

— Вы ошибаетесь, дяденька Тэгами. Вам тяжелее, ведь вы испытали горечь потери, а не находитесь в неведении, как я!

— И вправду…Ты понимаешь меня, мальчик.

— Меня зовут Ичиро! Будем знакомы! — он ласково поправил приставучую чёлку писателя, — Мы с вами братья по несчастью, разве это не вдохновляет?

Удивительный ребёнок.

Пару минут назад я поддержал Ичиро после падения, ободрив банальной улыбкой, а теперь он передает эту же доброту понурому Тэгами, что, кажется, действительно помогает ему найти в себе силы. Малой, не смотря на отношение матери, смог вырасти открытым и готовым делиться любовью… Увидел бы это Кен, может, смог бы искренне улыбнуться и убедиться в том, что люди не утонули во тьме, как он считал.

— Я иногда думаю, что мать не достойна своего сына… — проронил Норайо, — Ичиро хороший пацан, мне хотелось бы подарить ему будущее не в стенах проповедников.

— Мальчик заслуживает большего, — поддержал я.

— Пойдёмте, дяденька Тэгами. Мой новый друг — Согия-сан, очень умело играет в снежки, давайте попробуем победить его вместе! — вытягивая Чино, Ичиро заставил того подняться на ноги.

— Пойдём, Ичиро…

Глава 6 Гакёдзин

— Как только увидим свои отражения в лезвии его меча — пути назад не ищите, — собрав всех в зале, молвил Хоккори, — Главное — не поддайтесь тревоге. Это понятно?

— Мгм, — синхронно промычали мы с Тэгами.

— … — Богомол начал вынимать из ножен катану Урагири, — Кроме того, клинку нужно будет дать жертву кровью.

От подкравшейся тревоги я взялся за рукоять своего Акогаре, а вторую ладонь, к моему изумлению, обхватил Чино. Посмотрел на него, и понял: ему страшно. Очень страшно.

Оружие Гакёдзина вводило в транс, едва старший кётай выполнил собственную инструкцию, его взгляд затуманился, лицо разгладилось и он тучно осел в позе сэйдза.

Мы с Тэгами порезались о лезвие одновременно, и тотчас же унеслись в бессознательное вслед за стариком.

Я всегда видел очень отчётливые сны, часто, граничащие с реальностью, но этот выделялся на фоне остальных. Тут я явственно ощутил: как волна разбивается у ног, как ноздри наполняются солёным запахом моря и песка — только глаза, казалось, подводили. Всё вокруг походило больше на мазки кровью по бумаге — рисунок, чем реальность.

Значит, Урагири видел мир именно так?

В буйстве образов, и всего лишь одним цветом — засохшей крови на бумаге. Всё моё естество наполнилось странным чувством отвращения, видать, это же переживал живописец во время творения. Отвращение к себе и своим работам, но почему? Почему Урагири ненавидел то, чем зарабатывал? Лицезреть вид вольно текущей воды можно бесконечно, но одна мысль влачила меня в сознание, не давал покоя — выводила из ступора: где Тэгами и Хоккори. Или каждому из нас видится свой сон — своя часть его воспоминаний?…

Поток накрыл меня, прервав рассуждение.

Пейзаж сменился изображением шумного города и книжной лавки в самом его центре, где люди раскинулись не больше, чем неряшливыми пятнами, среди которых чёткими были только две фигуры — мужчина и женщина. Дама очень воодушевлённо расспрашивала второго, а тот, смущаясь, почёсывал затылок.

— Ваша последняя повесть, Урагири-сан, невероятна! — образ девушки выведен округлыми формами, он чувствует что-то приятное к ней, хоть толком и не знаком.

— Редко меня хвалят как писателя, для общества я — Гакёдзин, — хоть парень и светился улыбкой, но внутри его терзало нечто: пока неясное, но определённо злое, — Приятно слышать.