Путь Акогаре. Том 3 (СИ)

Хм, так званое “проклятие архива” нам говорит: "Замок на пустой сундук не вешают". Тогда боком вылазит другая глупость – если Хоккори знал где лежат документы, что отчасти его компрометируют, почему старикан просто их не уничтожил?...

Или всё-таки сжёг поганые бумажки, а сейчас ждёт, чтобы я попался в ловушку?

Не проверю – не узнаю.

Я немного посидел у двери, обнявшись с катаной.

Что ж, пора.

Глава 5. "Уцусэми".

Я никогда особо не зацикливался на демоническом смраде: ну воняет так что аж глаза вытекают – ничего особенного в этом нет. Не пахнуть же им свежими шелками, верно? Но в этом архиве стояло столь невыносимое амбре – меня не то что тошнило, меня, в прямом смысле слова, наизнанку выворачивало. Источал запах не демон, а проклятие, что, по сути, разные стороны одной монеты: проклятие – как распластанный по территории демон.

Понадобилось несколько минут дабы свыкнуться с запахом.

Тут вылезла другая проблема – темнота. Здание заколочено; и ни один шальной лучик света не пробивался внутрь. Горели не пойми кем зажжённые свечи – редко, но общую картину давали: вверх и вдаль тянулись несчётные стеллажи со свитками. Занимательно, конечно, ведь снаружи архив не казался большим. На оставшиеся в шкафах записи ненароком подуй – они обратятся прахом.

...

Что это выходит... Мне сейчас придётся шастать со свечой наперевес ища по всему павильону один нужный свиток?...

Дурная затея. Но как иначе-то?

Даже вороны от смрада поразлетались...

Если я хочу взять под ручку Согию, привести его к ставке сёгуната Токугава и заявить: “Хоккори-доно вырезал всю семью молодого господина, подмяв под себя семейные владения дома Шитай”, – тем самым кинув тень на репутацию старикана, мне нужно хоть сколечки маленькое подтверждение этих слов, чтобы в ответ не прозвучало: “Это был не он”. Причём получиться бросить такую тень, которую не проигнорируешь, как раньше, и не отмахнёшься накатанным: “Хоккори-доно нам помог”.

Понятное дело я рассматриваю вариант явки к министрам и сёгуну без соответствующих бумажек, но хотя бы попытаться их найти стоит.

Пол заметно поскрипывал, иногда даже проваливался.

Архив стоит заброшенным аккурат с момента переноса основной массы бумаг в новую столицу – Эдо. А здесь, по “счастливой” случайности, завёлся проклятый дух, не подпускающий зевак ни на шаг. Смельчаки могут отделаться, как минимум, лёгким испугом; как максимум – разрывом сердца или чего хуже. Тут даже я оценить масштаб угрозы обычным людям не могу – больно странное проклятие. Вроде бы просто куча гниющих досок, пропитанных тёмными силами, а вроде и есть тут что-то недоброе, прямо лезвием над горлом нависающее.

И ладно. Разберёмся.

На фоне ритмичного скрипа досок послышался скрежет – словно кто-то валит цветущее дерево, а то лишь гнётся в разные стороны и неприятно скрипит.

Подойдя ближе, понял – это смех.

Я не один.

За углом картина: безрукая старуха, похожая на скелет, с иногда свисающими, гнойными остатками кожи, сидела обнявшись с бумажным фонариком. Только взглянул на неё – остальные свечи в павильоне потухли, оставив маленький островок света. Руки у “библиотекарши” формально были – если два деревянных обрубка-протеза можно так назвать. Они изображали собой мужскую и женскую фигуры, а “кукловод” – кряхтящая старуха, весело вертела ими вокруг бамбукового штыка.

Сцена началась с момента моего прихода, что подтверждалось сухим дёрганием её губ: “Дождалась”, – или я уже брежу и замечаю того, чего нет – вполне возможно. Вдоволь покрутив парочкой, она уставилась на каплю росы, выступившей на бамбуке – та плавно стекла и полетела вниз.

Миг.

“Кап”.

Вихрь из образов, мыслей, воспоминаний.

Тихо. Вокруг белая тишина.

Ручейком начинают стекаться краски.

Ноги украсил каменный холод, бель вокруг мягко обняла, и стала показывать:

“Рождение”.

Земля и небо – на самом деле, громадный рот, – и два ряда глыб вокруг скалы, по которой стекает ручьями вода: вылажу из глотки гиганта.

Смотрим, что сейчас.

Пред глазами возникла земля. Пасть парила высоко в небе, пуская струи тумана оземь.

В голове закружилось.

...

Нет.

...

Дыхание участилось.

...

Стой.

...

Хватаюсь за глыбы.

...

Не падай.

...

Руки не слушаются.

...

Соберись.

...

Нет!

...

По спине пот.

...

Стой!

...

В ушах гул.

...

Не падай!

...

Соскальзываю.

...

Соберись!

...

...

...

Земля...

* * *

“Стонет мандолина,

Бьётся эхом в стенки.

Скорлупа.”

– “Рёко” – женское имя, Саюри.

– Ну... Пусть будет!

– Ты неисправима.

...

Боль.

Страх.

Больно и страшно.

Кому?..

Трясёт.

“Закончись! Закончись! Закончись!”, –

Ногти впиваются в землю, конечности выворачивает, а в груди... В груди дыра. И рука, держащая сердце. Моё сердце. Кусок склизкого мяса пульсирует, обливается кровью...

Кто сзади?

Чья рука торчит из груди?

– Идиот-Тэцуно.

– К-кто? – слова вместе с кровью, – Тварь!

– Поздно.

Вынув руку, фигура отдалилась.

Упал на колени.

– Фух, фу-у-ух, фух...

Лбом о камень.

Не спать.

Не спать!

НЕ СПАТЬ.

Откашляться. Встать. Не уснуть. Не умереть. Не могу умереть. Не должен.

Опёрся на катану – встал.