В четырнадцать лет я начал писать собственный роман. В моих сюжетах явно чувствовалось влияние Купера: семья первых поселенцев, живущая на одинокой ферме в Оклахоме, подвергалась нападению краснокожих. Только двум мальчикам удалось избежать резни: они убежали во время поднявшейся суматохи. Именно в этом месте повествования я искренне советовал читателю не думать плохо об индейцах: «Поскольку белые угнетали их с тех пор, как появились на этом континенте, отобрали у них охотничьи угодья и превратили в города и другие зоны цивилизации… Не следует также осуждать методы скальпирования, так как это было обычаем среди индейцев (так и написал!), и хотя это может показаться жестоким и отвратительным, несомненно то, что некоторые ваши деяния столь же, если не более, предосудительны».
Те два мальчика убежали в ближайший лес. Их преследовали индейцы. В глубине леса они наткнулись на крутую скалу, влезли на высокий уступ и решили отдохнуть там в надежде, что за ними никто не следит. Через несколько минут один из них случайно глянул вниз с выступа и «отпрянул в изумлении: менее чем в пяти футах под ним был индеец; за ним лезли еще трое; двое последних были с ружьями, а остальные, для большего проворства, без ружей. Тут же ближайший из индейцев, услышав посторонний шорох, произнес слово, которое могло соответствовать нашему «черт!». Они, видимо, рассчитывали на внезапность». (Как я смеялся над этим восклицанием опешившего индейца!)
Мальчикам ничего не оставалось делать, как скрыться в ближайшей пещере. Все ниже и ниже спускались они под землю. Наконец, к их изумлению, они оказались в другом мире, неописуемо прекрасном под лучами яркого солнца. Здесь в идеальном братстве счастливо жили вместе индейцы и белые. Отсюда и заглавие романа: «Счастливые охотничьи угодья».
Во всем этом, конечно, нашло выражение простое стремление уйти от действительности. Кроме того, это было отражением чувства, которое, думается, возникает время от времени у многих людей на протяжении их жизни: глубокая внутренняя уверенность в том, что их настоящий дом находится где-то в ином месте, что они принадлежат небу и что сегодняшний мир — всего лишь полигон для испытания души. Как сказал Иисус: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес» [Иоан. 3: 13.]. Это, конечно, родилось не в результате размышления, а как глубокие астральные воспоминания, которые были затуманены более свежими мирскими переживаниями.
Несчастья и страдания необходимы для раскрытия души. Без них нас могут вполне удовлетворять мелкие свершения. Хуже того, мы можем остаться довольными собой [ «Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у меня золото, огнем очищенное… и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Откровение 3: 17, 18).]. Мои личные переживания в школе «Кент» подтолкнули меня к размышлениям о страданиях всего человечества. «Можно ли вообще сделать что-то, — думал я, — для улучшения участи человеческого рода?»
Несомненно, если бы люди искренне приняли друг друга как равных, то они стали бы много счастливее. Я старательно разрабатывал систему государственного управления, при которой ни один человек не владел бы личной собственностью; все должно быть общим. Не думаю, что тогда это осознавал, но мои идеи в некоторых аспектах походили на те, что проповедовались, но едва ли применялись на практике, современными коммунистами. Однако по мере того, как я все глубже вникал в существо дела, я все яснее представлял, что большинство людей не способно добровольно мириться с отсутствием в жизни какой-либо личной собственности. Немногие люди (может быть, монахи) могли бы безразлично относиться к отсутствию у них собственности, однако навязывание такого мировоззрения всему человечеству было бы сродни тирании. Диктатура, даже во имя общего благосостояния, принесла бы больше зла, чем пользы.
В то время я писал одноактную пьесу, озаглавленную «Мирный договор», с подзаголовком «Каждый за себя». В ней речь шла о пещерных людях, вождях племен, которые собрались после войны, чтобы определить условия мира. Один из них, как все мечтатели, опережавшие свое время, выдвинул идею, которая, как он утверждал, могла гарантировать вечный мир. Его план предусматривал великодушие и благородство в межнациональном сотрудничестве разных племен, которое должно прийти на смену превалировавшему до сих пор межплеменному соперничеству и эгоизму. Другие вожди, казалось, были в восторге от его плана. Но вскоре выяснилось, что они его совсем не поняли, поскольку, когда дело дошло до жертв, которые каждый из них должен принести для обеспечения мира, каждый внес несколько «минимальных» поправок к предложенному плану, чтобы получить для себя как можно больше уступок. Наконец договор был отвергнут, поскольку вожди затеяли склоку о том, какую часть добычи каждый из них будет брать себе.