Путь. Автобиография западного йога

Тем не менее идея «поселений всемирного братства» по-прежнему не утратила для него значения. Она была записана, как он сказал в той речи в Беверли-Хилс, «в небесных сферах, в Духе Божьем». Камала Сильва в своей автобиографии «Безупречное зеркало» [Стр. 183. Эту прекрасную книгу можно приобрести, написав Камале по адресу: Post Office Box 11017, Piedmont Station, Oakland, California 94611.] сообщала, что за пять месяцев до ухода из тела он по-прежнему восторженно рассказывал ей об этой мечте. Мастер знал, что рано или поздно она должна осуществиться.

Но даже в отношении такой основополагающей части своей миссии, как «поселения всемирного братства», Мастер не проявлял абсолютно никакого беспокойства. Он никогда не смотрел на мир так, как большинство людей. Все представлялось ему игрой Бога — бесконечной игрой света и тени в божественном кинофильме.

Мне вспоминается вечер, когда он записал несколько песнопений для широкого распространения. В середине записи мне пришлось уехать, чтобы провести урок в голливудской церкви. Вернувшись, я нашел Мастера стоящим на газоне и слушающим одно из песнопений, которое повторно проигрывалось для него: «Какие вспышки молний сияют на лице Твоем, о Мать! При виде Тебя трепет охватывает меня вновь и вновь!» Еще и еще раз он прослушивал запись. Вскоре Мастер начал почти танцевать, покачиваясь в экстазе и взмахивая распростертыми в стороны руками в ритме музыки. Он блаженно погрузился в красоту Божественной Матери, воспринимая ее как дивный Свет, бесконечно распространяющийся во все стороны. Я был глубоко тронут.

Позже, покидая нашу маленькую группу, он тихо произнес: «Я вижу вас всех как бы сплетенными из света. Все — эти деревья, кусты, трава, на которой вы стоите, — все состоит из света. Вы не представляете себе, как все прекрасно!»

ГЛАВА 27 СОНАСТРОЕННОСТЬ

В ВОСКРЕСЕНЬЕ УТРОМ, когда Мастер должен был выступать с проповедью в церкви Голливуда, ко мне в гости прибыли родственники из Уэствуд-Виллиджа: Сью и Бад Клюэлл. После церковной службы Мастер любезно пригласил нас троих пообедать с ним.

Нашу небольшую группу обслуживали на помосте за занавесом, поскольку в церкви было недостаточно места. В тот день, после полудня, я впервые мог наблюдать Мастера в роли хозяина. Для меня это было чудесным переживанием. Полное отсутствие всякого притворства, восхитительное остроумие, милая обходительность, сердечный, доброжелательный смех, который заражал каждого радостью, — все это могло очаровать любую аудиторию.

Среди присутствовавших находились доктор и миссис Льюис. Одна женщина, недавно ставшая членом Общины, глядя на них, спросила: «Мастер, ведь доктор Льюис был вашим первым учеником в этой стране, не так ли?»

Ответ Мастера был неожиданно сдержанным. «Так говорят», — ответил он спокойно. Тон его голоса так заметно контрастировал с его вежливостью и гостеприимством, что женщина совершенно растерялась. Заметив ее удивление, Мастер объяснил более доброжелательно: «Я никогда не говорю о людях как о моих учениках. Бог есть Гуру: они — Его ученики».

Ученичество для Мастера было слишком святым понятием, чтобы обращаться с ним легко даже в случайном разговоре.

Позднее Сью и Бад признались, что Мастер просто очаровал их.

— Однако, — спросила меня Сью с некоторым вызовом, — почему вы называете его «Мастер» [Слово master в английском языке означает также «хозяин», «господин». — Прим. перев.]? — Развивая эту мысль, она продолжала:

— Мы живем в свободной стране! Американцы не рабы. И никто не имеет права быть господином другого человеческого существа!

— Сью, — возразил я, — мы отдаем ему нашу зависимость, а не свободу! Я не знаю никого, кто так уважал бы свободу других, как Йогананда. Мы называем его «мастер» в смысле «учитель». Он настоящий мастер того дела, в котором мы стремимся достигнуть вершин. Можно сказать, что он наш учитель в искусстве достижения истинной свободы.

— Истинная свобода! Как ты можешь говорить такое? Ты можешь голосовать, можешь поехать куда угодно — ведь да? Разве наш американский образ жизни не есть достаточное доказательство, что мы уже свободны?

— Неужто? — улыбнулся я. — Подумайте, как ограничены и стеснены люди своими привязанностями и страстями. Они хотят иметь тысячу вещей, большую часть которых никогда не получат, в надежде, что эти вещи сделают их счастливыми. Связывая свое счастье с материальными ценностями, они порабощают себя! Счастье, Сью, это не вещи. Это состояние ума.

Несколько минут она размышляла над моими словами.

— Ну, — заключила она, — я все же думаю, что была бы счастливее, если бы могла купить себе новый диван!

(Бедная Сью, была бы ты счастливее? Через годы после этого разговора я так хотел бы увидеть радость в твоих глазах!)