Путь. Автобиография западного йога

Еще был пол, напоминавший об оборонительных укреплениях. Он, как оказалось, был сделан из смеси пемзы и цемента. Это изобретение, как я потом выяснил, составляло предмет гордости доктора Ллойда Кеннела, одного из священников нашей церкви в Сан-Диего. Доктор Кеннел хвастался, что это его произведение «переживет Тадж-Махал», но оно, фактически, уже сделало все возможное для доказательства библейской истины «Ибо прах ты». Каждый шаг выбивал немного этого загадочного вещества, которое собиралось в небольшие облачка, оседая везде: на одежде, книгах, мебели…

В комнате не было никакой мебели, за исключением жесткой деревянной кровати, которая, как уверял меня Норманн, улучшает осанку. В маленьком шкафу не было дверок для защиты одежды от вездесущей пыли. При помощи Норманна я отыскал в кладовке подвала старое стеганое одеяло. Сложенное вдвое, оно вполне заменило матрас. Я также обнаружил старый туалетный столик, шатающийся, но вполне устойчивый, если его поставить в угол. Затем я нашел маленький стол, превосходно оправдавший себя, когда я прислонил его к стене. Вместо стула на службу был призван ящик из-под апельсинов. А через несколько дней я набрел в кладовой на большой потертый ковер. Хотя узор был едва различим, это существенное дополнение помогло удерживать пыль быстро разрушающегося пола. Вместо дверок шкафа дальнейшие поиски в кладовой принесли мне лоскут монашеской одежды шириной в два фута, который я использовал для прикрытия части отверстия. (Теперь, по крайней мере, мне не придется видеть, как пыль оседает на моей одежде!) Электрическая лампочка едва держалась на конце длинного, потрепанного провода в центре комнаты. Ванная располагалась в главном здании, которое запиралось на ночь. А занавески на окна мне выдали уж никак не раньше, чем через год.

Для меня больше не было секретом, почему старшие монахи предпочитали жить в подвальном помещении. Но я вовсе не возражал. Напротив, неустроенность моего ветхого жилища только разжигала мое неудержимое счастье. Ибо я был настолько поглощен восторгом пребывания здесь, в ашраме моего гуру, что каждое новое неудобство только заставляло меня смеяться.

Теперь я часто смеялся. Едва сдерживаемая агония последних лет нашла выход в новых волнах счастья. Я словно обрел все то, чего мне всегда не хватало, здесь, на моем новом жизненном пути.

— Должно быть, здесь много хороших людей, — заметил я в разговоре с Норманном в день моего прибытия.

Он был изумлен: «Да они все хорошие!»

Тут наступила моя очередь изумляться. Возможно ли, чтобы в этом мировом мешке, где все перемешалось, существовало место, где каждый был хорошим? Но, видимо, Норманн прав — это место должно быть таким, ведь каждый пришел сюда в поисках Бога! И какая добродетель может быть выше, чем желание слиться с самим Источником всех добродетелей?

Мой ум докучал мне, крайне возбужденному пребыванием в Маунт-Вашингтоне, бесчисленными вопросами, которые я день за днем обрушивал на своих бедных собратьев по ученичеству. (Несомненно, еще одним доказательством их добродетели было неисчерпаемое терпение, с которым они мне отвечали!) Мои душа и сердце полностью преобразились, но интеллект далеко отставал от них. Реинкарнация, карма, сверхсознание, божественный экстаз, астральный мир, учителя, гуру, дыхательные упражнения, вегетарианство, здоровая пища, савикальпа- и нирвикальпа-самадхи, Сознание Христа! Все эти понятия были новыми и поразительными для меня: за неделю или две до этого я даже не подозревал об их существовании. Погружение в эти незнакомые воды и радостная игра с ними составляли часть моего восторга в те первые дни. Но часто меня одолевали замешательство и сомнения — сомнения не в том, для чего я здесь, а в некоторых трудных вопросах учений. Где бы меня ни заставали такие моменты, я садился и успокаивал свой ум. Ибо знал, что ключом к настоящему пониманию служит не интеллект, а интуиция души.

Наибольшую помощь в то время, помимо самого Мастера, оказал мне Преподобный Бернард. Бернард был одним из священников нашей церкви в Голливуде. Он обладал блестящим умом и ясным пониманием учений. К счастью для меня, ему, видимо, нравилось отвечать на мои вопросы. Правда, возможность побыть с ним выпадала мне не столь часто, как хотелось бы моему ищущему уму. Взамен я искал ответов везде, где мог их найти.

Один из монахов, молодой человек с невероятным именем Даниэль Бун, оказался дружелюбным и разговорчивым и охотно делился со мной не только знаниями, полученными от Мастера, но и всем прочим, что он накопил за годы чтения метафизической литературы. Фактически, он страдал тем, что Мастер называл «метафизическим несварением». Я был слишком неопытен на этом пути, чтобы понять, что кажущаяся сила Буна в действительности была его величайшей слабостью. Но чем больше я обдумывал его ответы, тем больше во мне росло сомнение.

— Это говорил Мастер? — пытался выяснить я у него. Только если он отвечал «да», я принимал безоговорочно то, что он мне рассказывал.