А вот жёлтой будочки с упырём на месте не обнаружилось. Вместо неё в землю был вкопан кол с табличкой, извещавшей, что сотрудник муниципальной службы бляха номер 8754Ж трагически погиб при исполнении обязанностей, будучи растерзан стаей диких гней. Тут же рядом была аккуратно сложена горка исклёванных дощечек — видимо, это было всё, что осталось от будки. Такой поворот козла не порадовал: гни были гадскими созданьями, налетали огромной стаей и отличались слабоумием и отвагой. Отбиться от них было крайне сложно.
На болотах было как на болотах — сумрачно и фуняво. Попандопулос понял, что успел отвыкнуть от дикой, неокультуренной Зоны, и решил удвоить осторожность.
Решение оказалось правильным и своевременным. Через полчаса он нарвался на контролёра. Гвоздь выдержал, хотя протечка ощущалась уже очень конкретно: недобитая контра всё время рисовала козлу соблазнительные видения и солнечную дорожку к ним, ведущую прямиком в ближайшую «электру». Пришлось поработать мечом. Зато на ужин Попандопулос добыл дикую щеблядь и зажарил на углях. Заночевать пришлось под звёздами, в холодке. Козёл запоздало ругал себя за то, что не прихватил из антикварной лавочки хотя бы занавеску — было бы во что завернуться.
Утром следующего дня козлу в очередной раз повезло: он наткнулся на остатки сталкерской нычки.
Нашёл он его почти случайно — отошёл отлить и наткнулся на следы крови и обрывки тряпки. Следы вывели его в едва заметный овражек. В нём недавно пировали гни — только эти твари так свирепо разрывали тела на кусочки и расклёвывали все косточки, в которых мог быть мозг. Септимий не смог понять даже того, сколько сталкеров там погибло и какие у них были основы. Зато вещей гни не тронули. Так что козёл обогатился двумя шерстяными одеялами, спальником — он, впрочем, был мал ему, да и мерзок ему: от него разило опоссумом — и кое-какой снедью.
Самым ценным призом оказались двухлитровка. Козёл, когда увидел непочатую бутылку, с трудом подавил желание немедленно накатить, а если по чесноку — выжрать. Одновремено с тем он внезапно осознал, что в Бибердорфе такие желания его практически не посещали. То ли потому, что нажиралово очень уж не соответствовало духу установленных порядков, то ли оттого, что вино и слабенький киршвассер подсознательно воспринимались как баловство, а не средства для серьёзной работы над собой.
Следующие дни козёл упорно шёл по направлению к «Штям». Планы и намеренья его были просты: или Болотный Доктор его перехватит по дороге, или он сначала навестит кротика и жирафика и их приголубит. Как именно он их будет голубить и чем, Попандопулос понимал в целом, а с деталями намеревался уточниться по ходу процесса. Единственное, что его всерьёз беспокоило — это отсутствие у него противошоковых препаратов, что снижало эффективность запланированных мероприятий. Но в целом он не сомневался, что Римус и Мариус раскаются в своём негодяйстве. Ну и, разумеется, ответят на все интересующие Попандопулоса вопросы — начиная от экзистенциальных и кончая финансовыми. Вопросов у козла накопилось много. Хотя главным был всего один — гвоздь. Септимий не обольщался: теллуровый костыль, хотя и послужил ему славно, очень скоро начнёт его, такого ценного козла, убивать. Так что попасть к Дуремару Олеговичу на приём нужно было любой ценой. За ценой козёл стоять не собирался. По его прикидкам, одно только «молочко комсомолки» стоило любых услуг Болотника. Пожалуй что и с гаком.
На четвёртые сутки козёл понял, что идёт не туда. Местность была не то чтобы незнакомая, но не та: реденький лесок, завалы мёрзлого сухостоя. Из-под снега торчали шляпки огромных бледно-жёлтых мухоморов. За ними Попандопулос когда-то сюда и хаживал: настои на сушёных мухоморах ценились любителями не меньше, чем иные артефакты. Но сейчас это было совсем не в тему.
Козёл задумался. Ворочаться назад и идти через болота не хотелось категорически. Был другой путь, считавшийся у сталкеров предпочтительным, поскольку мутанты эти мест избегали. Но мутантов козёл сейчас не слишком-то опасался. Зато сам путь удлинялся чуть ли не втрое, так как пришлось бы петлять между «жарками» и «электрами», стараясь не наступить в «ведьмин студень» и ховаясь от «жгучего пуха». Это всё Септимия не устраивало, особенно в ситуации надвигающегося цейтнота.
Чтобы облегчить себе процесс принятия решения, Септимий решил чуть-чуть накатить. И накатил — немножко, всего-то какие-то пятьсот. Ну и зажевал мухоморчиком для эффективности.