— Нет, госпожа Алиса, — сказал он. — Лгать вы не умеете. Вы не стали бы спать с сырьём для биореактора, или подвергать опасности жизнь разумных. Просто вы слишком горды, чтобы отдаться тому, кого предавали. Вас купили, и мы знаем, кто. Вы плохой конспиратор, Алиса.
Лисе внезапно стало очень легко и как-то тихо. Даже вечно зудящая, гудящая матка заткнулась, как будто её ударили изнутри.
— Почти ничего и не было, — усмехнулась она. — Я не принесла нашей любимой отчизне много вреда. Просто не успела. Брала из автоклавов образцы тканей и векторный материал. Списывала технику. Передавала документацию. Кажется, всё.
— То есть вы не отрицаете? — цилинь не договорил.
— Чего уж теперь-то, — с горечью сказала лиса.
— Скажите мне только одно. Зачем? Из-за денег? — рог угрожающе сверкнул.
— Из-за денег, — Алиса посмотрела в глаза Нефритовому Сокровищу, и он увидел, что та плачет. — На дорогу, на снаряжение, на проводника по Зоне и за наводку на Болотного Доктора. А также на жизнь после визита. Вряд ли мне пришлось бы вернуться в Директорию, а в Стране Дураков нужны соверены.
— Насколько я слышал, Доктор лечит в основном мутантов Зоны, — осторожно сказал цилинь.
— Знаю. Он или помог бы, или я умерла бы. Всё просто, когда нет выбора.
— Всё просто, когда нет выбора, — прошептал цилинь. — Хорошо сказано. Так причина только эта? Не месть? За заражение?
— Нет. Я же сказала — тридцать процентов моих изделий идут вниз. Я их не жалею, и меня не надо жалеть. А теперь я хотела бы получить официальное обвинение в измене и шпионаже. И быть переданной барсукам для проведения следственных действий. Их работа придаст моим словам больше достоверности.
Цилинь помолчал. Потом, изогнув шею, почесал рогом бок.
— Я до последнего надеялся, что вы всё-таки невиновны… или не признаетесь, — сказал он глухо. — Я был честен и не играл с вами, когда предложил рог.
— Знаю, — Алиса отметила про себя, что удерживать слёзы легко, если горе по-настоящему большое. — Я чувствовала. Мы могли бы быть счастливы. А теперь зовите барсуков, не заставляйте ждать даму.
— Нет, Алиса, — единорог рассерженно притопнул задней ногой, как будто собирался кого-то лягнуть. — Сейчас вы чувствуете ужас и боль, и это мешает вам думать о более важных вещах. Через два дня заседание научного совета. Я сообщу его членам о вашей измене, совершённых преступлениях и бегстве. Если вас найдут, то действительно отдадут барсукам, и вы расскажете всё. В том числе о нашем разговоре. Поэтому вас не должны найти. Вы меня поняли?
— Сколько у меня времени? — Алиса зачем-то посмотрела на часы — единственную вещь на пустой стене, и не смогла понять, сколько времени: перед глазами стояло что-то вроде тумана, не скрывавшего очертания предметов, но лишавшего их всякого смысла.
— Я же сказал, заседание Совета — через два дня. Будет хорошо, если вас хватятся не слишком рано. Скажем, в ночь перед заседанием. Завершите все дела. Единственное, о чём я вас прошу — не причиняйте серьёзного ущерба Лаборатории.
— Я возьму с собой всё, что считаю своим, — сказала лиса. — Или я пойду к барсукам сама и во всём признаюсь.
— Хорошо. Пусть будет так. И всё-таки вы бы могли промолчать, Алиса.
— Если бы я могла промолчать, вы не пришли бы ко мне, — лиса почувствовала, что слёзы уже устали ждать.
— Да, вы правы. Я не смог бы полюбить недостойное существо. Прощайте, Алиса, — единорог развернулся, блеснув золотом хвоста, перевязанного у основания алой лентой. В другое время лиса непременно залюбовалась бы на круп цилиня — но сейчас она не видела ничего, ничего, совсем ничего.
Глава 13, в которой утомлённый странствием пилигрим находит стол, кров и компанию