– Хватит долдонить одно и тоже, – нахмурился он. – Я покину Лабран один. А если тебе здесь так плохо, то можешь отправляться куда пожелаешь.
– Да, господин, – робко улыбнулась она и, забрав пустую чашу, отправилась к выходу, держась за стену. Покачав головой, Эйден вернулся к изучению карт и схем. Мессир был прав. От привязанности одни беды.
В середине весны к пристани Лабрана причалила «Черная чайка». Эйден дождался, когда далтэ закончат разгрузку корабля, пристроил поудобнее за спиной мешок с припасами и поднялся на борт. Он улыбнулся, приветствуя соленый морской воздух, но улыбка вышла неживой и натужной. Проводить его пришли только два человека: Жакен Торбул и Ясан Меледи. Рамины нигде не было видно, девушка даже не пришла в комнату под утро, но Эйден изгнал из головы мысли о ней. «Привязанность делает тебя слабым», говорил мессир Владыки. И сейчас он был согласен с этими словами.
– Пусть твой клинок не знает промаха, – произнес Ясан Меледи. Эйден улыбнулся ему и кивнул. В мешке лежала серебряная шкатулка, заботливо собранная наставником перед отплытием, и личный подарок Ясана – круг лабранского сыра. Твердого, как камень, и соленого, как море. Один кусочек легко утолял голод, хоть и вызывал дикую жажду.
– Сталью мы пишем историю, а чернилами нам служит кровь, – мрачно сказал Жакен Торбул. – Не забывай об этом, когда в очередной раз решишь сделать ошибку.
– Ошибок больше не будет, мессир, – ответил Эйден. Заскрипело просоленное дерево, лязгнуло железо. Ветер сразу же надул черные паруса и корабль медленно отошел от пристани. Но на душе у Эйдена было спокойно. Он задумчиво смотрел на остров Лабран, однако в груди теплилась уверенность, что он еще вернется. И вернется не полумертвым куском изрубленного мяса, а убеленной сединами Белой маской, о которой в империи сложат легенды.
Корабль набирал ход, но качки не ощущалось. Море было спокойно, как и всегда. Теплое солнце нагревало воздух и черные доски палубы. Чайки громко ругались в лазурной вышине и тяжело хлопал парус, ловя очередной порыв ветра.
Эйден отцепил от пояса флягу, выдернул пробку и сделал глоток воды, омывая пересохшее горло. Затем сбросил заплечный мешок на палубу и повернулся в сторону канатов, свернутых в тяжелые круги на носу корабля, и рыболовных сетей.
– Я знаю, что ты там, – строго произнес он. – Вылезай.
– Да, господин, – послышался виноватый голос. Из кучи старых сетей, побелевших от соли, вылезла Рамина и, дрожа от прохладного воздуха, подошла к Эйдену.
– Я велел тебе остаться на острове, – вздохнув, произнес он. – Или только море избавит меня от твоего общества?
– Это не вам решать, господин, – без страха ответила гастанка. – Вы сами сказали, что я могу отправиться, куда пожелаю. Это мой выбор, а не ваш.
– Одну весну на Лабране, а дерзости, как у мессира Владыки, – покачал головой Эйден и криво улыбнулся. – Ладно. Скоро ты пожалеешь о своем решении.
– Куда мы плывем, господин?
– В Алию.
– В Алию?
– Да, в Алию. Где рыжеволосые люди, способные продать тебе свою мать, дрянная еда и влажная погода. А еще местный лорд, которому не посчастливилось получить метку Владыки. И если ты продолжишь доставать меня вопросами, клянусь, я выброшу тебя за борт.
– Да, господин, – улыбнулась Рамина и, подойдя ближе, неловко взяла его под руку, вызвав очередное ворчание.
«Черная чайка», взрезая холодные волны, неслась вперед. На носу корабля стояли всего два человека. Высокий мужчина в черном, чье лицо закрывала белая маска, и худощавая, темнокожая девушка с белыми глазами. Мужчина задумчиво смотрел вдаль, а девушка улыбалась, подставив лицо весеннему солнцу.