Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Местный кофе. Совершенно новый сорт. Стоит шельмовских денег, – с гордым видом заявила она, подняв бровь и бросив на его чашку выразительный взгляд. – В принципе, своих денег он не особо стоит, если хотите знать мое мнение, но до тех пор, пока мы не говорим о цене, им вполне позволительно наслаждаться.

Амор поднял в вежливой улыбке уголок рта, удержался – не посмотрел на запястье; а захотелось – проверить, те же на ней часы или другие, но того же класса. Пожав плечами, он с виноватой миной признался:

– Боюсь, я просто наслаждался и совершенно не пытался оценить его.

Альба усмехнулась.

– Я заметила. Хотите еще?

Амор покачал головой.

– Этого будет слишком много. Давление, тахикардия, все дела, – отмахнулся он.

Альба издала скептический смешок. Амор проигнорировал его, только устроился поудобней в кресле, скрестил ноги, зажал между колен руки и широко улыбнулся.

– Ну и ладно, – произнесла она. – Собственно, я утащила вас в свое логово не для того, чтобы травить кофе. У меня есть куда более значительные вещи на повестке дня.

– Вещи, более значительные, чем мое здоровье? Вот она, ваша табель о рангах, – с упреком произнес он.

Альба развеселилась.

– Подумать только, благочестивый отец Амор Даг жаждет признания и поклонения, – покачала она головой.

– Я маленький человек, Альба, и на все смотрю со своей кочки, – невозмутимо отозвался он. – В данном случае, опасливо выглядываю из ямки, оставленной копытом осла, и удивляюсь, до чего велик мир.

Альба удивленно подняла бровь. Этот жест получался у нее очень красиво: многозначительно, выразительно, осуждающе и одобряюще одновременно.

– Помилуйте, святой отец, ложное смирение из ваших уст? – сардонично спросила она, и в воздухе заколыхалось это скользкое слово – «ложно», оно одно.

Амор развел руками – и промолчал, только улыбнулся еще шире, прищурился лукавей.

Альба снова хмыкнула.

– Н-ну хорошо. Возвращаемся к нашим баранам, – пробормотала она. – Я поговорила со своими знакомыми. Они смогли принять мою точку зрения, что интервью с нигерийским епископом тоже может оказаться интересным. С учетом политической конъюнктуры, сложной ситуации на континенте, тяжелого экономического положения, и так далее. Кстати. А почему вы подчиняетесь ему?

– Не поверите, не знаю совершенно. Знаю только, что даже когда конференция африканских церквей получила определенную автономию, в ней принимали участие три епископа из Нигерии, и ни одного из Нигера.

Альба опустила глаза, переплела пальцы, расплела, снова подняла взгляд на Амора.

– Я не могу не восхищаться вашим мужеством – вы все-таки отправились в эту глушь, даже для Нигера.

Он поморщился и отвернулся.

– Бросьте, – буркнул он. – Давайте к делу, что ли. Вы убедили кого-то из ваших знакомых, что интервью с епископом Обеном окажется годным материалом, они не осмелились возразить вам, вы убедили пресс-службу епископа, что интервью с ним будет очень привлекательным, и даже в ней не нашлось смельчаков, обладающих достаточной силой духа, чтобы возразить вам. Так?

– Почти, – усмехнулась Альба. – Это было проще, чем я считала. Признаться, я даже была разочарована.

– Здорово, великолепно, прекрасно. И что я делаю в вашем кабинете?

Она засмеялась.

– Хороший вопрос. Вы не хотите знать, получите ли вы разрешение на проведение служений?

Амор опустил голову, пожал плечами. Он пытался определить, что именно испытывает. Любопытство – нет, слишком простое и скучное определение. Амор не ощущал достаточной для него бодрости, а вот страх – еще как.

– Я думаю, что узнаю об этом в любом случае. В конце концов, мне их проводить, – пробормотал он. – Или вы уже знаете ответ?

– Я не вижу радости, – нахмурилась Альба. – Я почему-то считала, что это высшее удовлетворение и привилегия для священника – эта возможность служить.

– Альба, – мягко улыбнулся Амор. – Как возможность служить сама по себе может удовлетворить? Почему она – привилегия только священника? И вы действительно считаете, что возможность служить – это привилегия?

– Я не думаю, что сильна в теологических тонкостях, – осторожно заметила она.

– При чем здесь это? Сама по себе возможность служить мессу – не хороша и не плоха. Я ей пользуюсь, результат приносит с собой и какие-то чисто эмоциональные переживания. Это – как в вашем случае. Возможность говорить с епископом Обеном на равных вас едва ли развлекает, но ее осуществление – вот где развлечение, правда?

Альба злорадно улыбнулась. Амор понимающе опустил глаза.

– Он замечательный администратор, правда, – с отчетливыми виноватыми нотками в голосе признал Амор. – И плут отменный. Очень ловко превратил половину Нигера в один приход своего епископата. С моей стороны это отвратительно непорядочно, это ужасно, безобразно нечистоплотно, но я рад, что он оказался вам по зубам.

– Ах, святой отец, помилуйте, – игриво взмахнула рукой Альба. – Мне даже не доставили удовольствия поскандалить. Все были так решительно настроены на сотрудничество, что даже скучно.

– Прошу вас, не называйте меня святым, – взмолился Амор. – Это совершенно не подходит мне, абсолютно! Зовите так отца Обена.