Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Яспер и одновременно с ним полковник Зубару посмотрели на него; Яспер скептически поднял бровь, Зубару скупо улыбнулся. Дюмушель начал с привычного: «торжественный повод… исторический момент… огромная ответственность» и так далее. Яспер смотрел на другие экраны: в большинстве своем люди слушали его, некоторые, самые нетерпеливые, уже выкрикивали что-то непочтительное, требуя быстрей перейти к самому главному, ради чего они, собственно, столько времени терпели эту тягомотину. Дюмушель наконец удовлетворился в полной мере своим звездным моментом и объявил, что от наблюдателей никаких нареканий не поступило, техника сработала безупречно, и можно с чистой совестью признать выборы состоявшимися. В них победил… — и пауза, в которой никто не видел никакой необходимости. Ясперу показалось, что Дюмушель чуть не поморщился. Но столько лет в политике даром не проходит, Дюмушель торжественно объявил, что в них со значительным перевесом победил Дейкстра. С чем он, пользуясь случаем, хочет первым поздравить его.

Яспер просматривал новости на комме. В Чаде уже случилось два теракта. В Нигере горели жилые кварталы, в Заире начались вооруженные столкновения между проправительственными милитаризованными отрядами и антиправительственными партизанскими группировками. Сводка генштаба была куда менее утешительной. Яспер держал комм так, чтобы Сибе и Зубару тоже могли просматривать ее вместе с ним.

— Началось, — процедил Зубару.

— Насколько надежны части, охраняющие правительственные кварталы? — спросил Яспер.

Зубару посмотрел на него. Очень выразительно поднял бровь и после паузы снизошел до ответа:

— Как и везде.

Яспер сунул свободную руку в карман брюк, сжал ее в кулак. Он хотел задать очень много вопросов, но не решался. Все-таки Зубару был не из тех, кому стоило доверять без оглядки.

Лиоско на главном экране выглядел слишком нервным — для человека, неожиданно для себя проигравшего — недостаточно опечаленным, для человека, изначально не готовившегося выиграть — слишком разочарованным. Дейкстра казался невозмутимым, но ему стоило немалых усилий: он отвечал как-то не сразу, взгляд метался из стороны в сторону, словно он не мог поверить, что все закончилось. Дюмушель поздравлял его, но Дейкстра не уделял ему достаточного внимания, что тому не понравилось. Они все — что Дюмушель, что Дейкстра с Лиоско — не выглядели ни удовлетворенными, что это наконец закончилось, ни злыми настолько, чтобы тут же ринуться на трибуну и потребовать пересмотра результатов.

После Дюмушеля выступали один за одним чиновники: кто из африканской Лиги, кто из посольств и наблюдательского корпуса; речи ценными не были совершенно, но дипломатические правила требовали определенных знаков гостеприимства и доброй воли. Послы один за одним зачитывали поздравления глав государств и Лиг, генсек ООН зачитал поздравление лично. И никто не пытался оставить зал — все словно готовились к чему-то. Словно ждали чего-то: то ли бури, то ли того, что небо обрушится на Землю.

Но заседание было объявлено оконченным; сенаторы потянулись к выходу. Картинки на боковых экранах были похожи: народ ликовал; народ праздновал, и плевать на повод; народ затевал драку — и повод был неважен. Яспер краем глаза заметил, что на одном из экранов транслируют открытое столкновение зевак на площади и полиции, но пока переводил туда взгляд, картинка сменилась на более мирную: очевидно, режиссеры тоже не дремали.

— Как насчет заглянуть ко мне, выпить за новоизбранного главу Лиги? — предложил Идир. — Господин полковник, дабы избежать обвинений в нарушении устава — это будет кофе из моих личных запасов.

Зубару кивнул. Сказал:

— Распорядитесь о четырех часах личного времени на территории лагеря. — Он встретил три тревожных взгляда, высокомерно вскинув голову. Обратился к Идиру: — Я охотно присоединюсь к вам через пятнадцать минут.

Идир предпочитал лично варить кофе по очень старомодной технологии. У него для этого имелась в наличии небольшая плитка и небольшой же медный кофейничек, на котором была выгравирована надпись арабской вязью. Он следил за водой, Яспер стоял у окна; Сибе сидел, наклонившись вперед, поглаживая обеими руками голову.

— Что. Мы. Делаем. Здесь. — Говорил он. Печатая каждое слово, превращая его в законченное предложение, произнося его с яростью, с беспомощным недоумением.

— Очевидно, ждем последствий судьбоносных решений, — сухо отозвался Идир. — Ты все так же пьешь кофе с сахаром?

На него мрачно посмотрел Сибе; и Яспер обернулся и поднял брови.

— Если у тебя есть лучшая альтернатива, можешь предложить, — огрызнулся Сибе и откинулся назад.

— Нет, — непринужденно пожал плечами Идир. — Никакой. Совершенно.

Он расставил четыре чашки, вылил кофе в три, снова поставил кофейник на плитку, уселся.

Яспер взял чашку и вернулся к окну. Он смотрел не на плац — на небо, словно рассчитывал разглядеть на нем отражение того, что происходило в городе.