Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

И власти были изобретательны. Перед ними, помимо прочего, стояла непростая задача: достичь целей, поставленных перед ними, максимально благопристойным образом. Цели были громадны, способов, как выясняется, находилось много десятков. Удивительным было даже не то, что власти отваживались на открытое противостояние мегакорпам — малое достижение, народ в один голос заявлял: давно пора; даже не то было удивительным, что при Дюмушеле, все еще восседающем в президиуме, допускалось невероятное — вполне успешные диверсии против мегакорпов. Примечательным оказывалось, насколько согласованно действовали все уровни. «Тонарога» разрывалась между десятками исков в разных странах, ей грозил грандиозный процесс в Высшем хозяйственном суде, все фонды, которые она поддерживала, проверялись финансовыми службами — но мало этого, адвокаты из Европы вынуждены были вести процессы из Европы: часть из них лишили виз по формальным, но важным признакам, части из них визы не выдали. Попутно лицензий лишились несколько адвокатских контор в Африке — мелочно, но эффективно. В похожей ситуации оказывалась КДТ, но ее филиалы в Африке медленно, но верно разрывали в клочья люди из военной полиции. Двум корпорациям «Астерры» предложили свернуть всяческие дела и убраться восвояси; «Эмни-Терра» отдавала миллионы, чтобы не выиграть — максимально затянуть и запутать процесс об экологических диверсиях. Дюмушель потел, объясняя что-то невразумительное о гражданском обществе и последовательном воплощении на деле принципов приоритета права, равенства перед законом и прочая; теоретики права перемещались из одной передачи в другую, из панельной дискуссии за круглый стол и многословно и выспренно обсуждали эволюцию и преемственность разных отраслей права в конгломерате отдельных государств, их унификацию, и прочее бла-бла, чтобы непременно вспомнить какой-нибудь громкий процесс и сказать торжествующе: «Вот как это действует! Мы на правильном пути».

Лиоско давал интервью за интервью: предпочтительно не-африканским СМИ, в которых с сожалением рассуждал о том, что жалеет о невозможности воплотить в жизнь свои представления о реструктурировании государственности в Африке — первые пять-шесть минут; он ограничивался общими словами и декларациями, которых было полно в его предвыборных речах. И затем он снова соскальзывал в отчаянную, агрессивную, мелочную критику Дейкстра. Поговаривали, что за право опубликовать мемуары о его кампании отчаянно бились на аукционе несколько прогрессивных издательств в Европе и Америке. Пара второстепенных либеральных каналов в самой Африке упрямо приглашала его в качестве эксперта, хотя злословы с первостепенных либеральных инфоплатформ намекали, что рейтинги у его выступлений, как бы это помягче, близились к нулю.

На персональной странице Дюмушеля висели его планы на ближайший год — читай после отставки. Насыщенные планы. Он собирался давать лекции на многозначительные темы вроде «Демократия и будущее», «Будущее демократии», еще несколько циклов лекций, обозванных в том же духе. Все они должны были проходить в местах с громкими и многословными названиями и впечатляющим количеством звезд. Ради любопытства Яспер поинтересовался стоимостью места участника, а также номера гостиницы и присвистнул. Флегматичный Идир начал считать, сколько лет им нужно собирать на один такой цикл лекций.

– А самое главное, на кой нам это нужно, – лениво произнес кто-то.

– Чтобы ты по-прежнему не знал, какая разница между демократией и будущим, но рассказывал об этом с умным видом, разумеется, – пробормотал Яспер.

Идир ухмыльнулся, но продолжил расчеты. Затем сообщил, что выходит: не меньше трех лет, и питаться воздухом, разумеется, за сомнительную честь говорить о такой серьезной теме все те же глупые вещи, – и почтительно склонил голову в сторону Яспера.