Путь Демона (СИ)

Послышался затихающий маниакальный хохот, и я опять остался наедине с суровой реальностью. У меня болело всё. Болело тщедушное тело, раздираемое кашлем, болело натруженное магическое ядро, а самое главное, болела душа, в которой зияли незаживающие раны. Я чувствовал, что установленные Существом заплатки — это временное решение. Для исцеления души нужна Бахионь. А ради меня эту ценность никто тратить не собирался.

Тут в моё сознание проник ещё один холодный и равнодушный голос. Судья! Моё сознание затряслось от переполнявшей его ненависти.

— Если хочешь вернуть свои энергетические центры, то я могу отдать их в обмен на три очка каждое.

— И ты сможешь исцелить мою душу и вернуть все как было? — Со смесью ненависти, презрения и насмешки выдавил я в ответ.

— …Пять душ за каждый хвост. — Выдал Судья после небольшой паузы. — И я исцелю твои раны.

— Хорошо. Ты получишь свои жертвы. — Согласился я. — Только потом не жалуйся. Мне сказали, что в этом мире нет никаких правил в игре.

— Да, это так. — В затихающем голосе Судьи послышались нотки злорадства. — Надеюсь, ты докажешь свою полезность.

Чужое присутствие в сознании опять исчезло, и я обессиленно растянулся на твёрдой поверхности, пытаясь принять хоть сколько-то комфортную позу, в которой кости не будут пытаться проколоть кожу.

Вот твари! Хотят моими руками жар загребать? Ничего, найдётся и на вас управа.

— Не один из вас будет землю жрать. Все подохнете без прощения. Кому грехи прощать — это мне решать. Это я козёл отпуще-ни-я. — Строки из песни Высоцкого сами всплыли в сознании, превращаясь в проклятье, адресованное «высшим силам».

Наконец, я нашёл в себе силы открыть глаза, подняться с ложа и осмотреться. Я находился в просторной пещере, в узкий вход которой лился яркий солнечный свет. Кое-как собрав конечности в кучу, я побрёл к выходу, за одно осматривая помещение. Голытьба и нищета. Вот что я видел перед собой. Доставшееся мне тело находилось на последнем издыхании. Из одежды на мне были лохмотья непонятного происхождения. А самой ценной вещью в пещере выглядел камень — большой кусок гематита, играющий роль стола.

Я вышел наружу и обозрел окрестности Онежского озера. Ну, может и не Онежского, но какое-то озеро тут присутствовало. Я стоял на склоне горы, а впереди расстилались леса, болота и озеро. Где-то у горизонта были видны ещё горы, тянущиеся насколько хватало глаз.

Ближние окрестности тоже не были обезображены налётом цивилизации. Какие-то серо-зелёные хмыри гуманоидной наружности бродили тут и там, занимаясь своими хмыриными делами.

— Великий шаман, тебе стало лучше, и ты решил почтить нас своим вниманием? — Обратился ко мне измождённый пацан, что растирал что-то в ступке, сидя возле входа в пещеру.

Мой ученик, понял я, тот ещё Обормот. Похоже, какая-то часть памяти донора мне досталась. А то в прошлый раз я даже имени своего вспомнить не мог. Кстати, а как меня тут зовут?

— Колченог, что это ты выбрался из своей норы? — Обратилась ко мне сморщенная старушенция с длинным носом. — Неужто решил последний раз посмотреть на солнце перед смертью?

— Не дождёшься, Карга старая. — Отмахнулся я.

Ну и имена тут. Интересно, её и в детстве Каргой звали? Память отказалась выдавать ответ на этот вопрос. А через несколько секунд я вспомнил, что старуха выглядела сушёным яблоком ещё в те времена, когда я пешком под стол ходил — тридцать зим назад. Да уж, суровая жизнь у гоблинов. Тридцать лет — и ты глубокий старик.

— И ничего я не старая. — Возразила бабка. — Я ещё вся в соку. — В её голосе послышались похотливые нотки.

— Это ты Обормоту скажи. Может, он купится на твои прелести.

Указанный Обормот в ужасе зажмурился и принялся тихо отползать в пещеру. Бабка расхохоталась, наблюдая за усиливающейся паникой своего будущего любовника.

— Ха-ха-ха. Совсем ты не бережёшь своего ученика.

— А чего его беречь? У него уже седьмая зима на носу. Если не найдёт себе жену до первого снега, то придётся отдать его тебе.

Обормот опрометью кинулся прочь, выкрикивая на ходу?

— Дядька Лопоух, дядька Лопоух, отдай мне свою дочь в жёны!

Вся деревня прекратила свои занятия и начала пялиться на нежданное развлечение.

— О-хо-хо-хо. Ты меня в гроб загонишь. Давно я так не смеялась. — Прослезилась Карга.

Мы затихли и молча наблюдали за тем, как проходит сватовство. Обормот был учеником шамана и завидным женихом, но Лопоух слыл сильнейшим воином племени после вождя и хотел выменять свою единственную дочь на оружие для восьмерых сыновей. Кузнец из соседнего селения на такой размен не шёл, соглашаясь не больше чем на два ржавых ножа.