Путь диких гусей

Едигир с Бек-Булатом не пошли от священного костра в лагерь. Догорает костер, постреливает угольками, подмигивают стоглазые головни. Молчат ханы. Глядят на огонь. Думают о своем.

— Тебе утром лучше ехать в столицу, — тихо говорит Едигир.

— Отчего так, — дернулся Бек-Булат в его сторону, — не доверяешь?

— Если бы не доверял, то возле себя оставил, — усмехается старший брат, — в Кашлыке женщины, дети да пять десятков воинов. Рябой Hyp здесь нужен. Кого туда отправлять — не знаю…

Помолчали чуть. Бек-Булат вздохнул и согласился:

— Ладно, видимо, так и придется поступить. Ты старший. Да…

Слышны от костров в лагере песни. Поют воины о грозном Маре, что пошел в набег, а дома оставил жену с молодым табунщиком. Через пять лет пришел из набега, а в юрте сидят пять сыновей его и кричат: "Папа". Не ходи, грозный Map, в долгие набеги, не оставляй молодую жену в одиночестве…

— Видишь, — Едигир кивнул головой туда, где невидимые в темноте пели воины о грозном Маре, — и они о том же. Надо кому-то и дома быть.

— Все, решили, — жестко отрезал Булат, все же обиженный участью охранника, — поутру еду.

Едигир, чтобы как-то переменить разговор, поинтересовался у брата:

— От Зайлы-Сузге вестей никаких не было?

Бек-Булат вздрогнул, будто кто плетью огрел, и его красивое, чуть удлиненное тенями лицо, помрачнело.

— Нет… Не было… — И через паузу. — И… видно не будет уже.

— Почему ты так говоришь, брат?

Булат поворошил палочкой в костре. Взвились искорки в небо. Затанцевали над ханами.

— Сон мне был вчера…

— И что за сон? — Едигир удивился, что Булат, обычно и шаманам не всегда доверяющий, вдруг заговорил о сне своем.

— Зайла-Сузге моя во сне приходила… Прощалась… — Видно было, что он говорит с трудом, подыскивая каждое слово, и слезы душат его.

— Просила прощения, что покинула городок без меня. Говорит, что пошла к брату, чтобы остановить его от нападения на наши земли. Только не послушал он ее, а закрыл в своем шатре… Вот…

Едигир сидел, удивленный той глубиной страданий, что отразилась на лице Булата. Он и не подозревал, что брат будет столь сильно переживать утрату Зайлы.

— Успокойся, брат, — положил он руку ему на плечо, — вот разобьем завтра войско этого степного шакала, прогоним обратно и освободим Зайлу. Никуда она не денется. Все будет хорошо.

— Не одолеть нам его, — мрачно ответил Булат, — не затем он пришел под самую столицу, чтобы обратно бежать. Они будут драться насмерть.

— А мы? А наши воины разве не будут драться?

— Будут, да не так, — с горячей уверенностью возразил тот, — или ты своих нукеров плохо знаешь? Они хороши в набеге: ударят, схватят и обратно, А где упорство нужно, когда раз за разом вставать с земли и снова на врага бросаться, — то не для них. У нас даже борьба на кушаках как проходит? Бросил противника на землю и победил, А у сартов знаешь как дерутся? До тех пор, пока на ноги один встает — все дерутся. Сколько сил есть.

— Ну, я не знаю, как все, а я буду драться, пока на ногах стоять смогу, — раздраженно ответил Едигир.

— Да в тебе я не сомневаюсь, а все эти беки… ханы? Им, думаешь, охота сгинуть тут за твою славу? Нет. Ушло наше время…

— Да о чем ты говоришь? Или ты струсил? Бек-Булат встал на ноги, пошевелил чуть плечом и, тяжело вздохнув, ответил брату, как малому дитю:

— Эх, Едигир, Едигир… Пока ты по охотам скакал да за степняками гонялся, думаешь, я тут без дела сидел?

В то время к костру от лагеря кто-то подошел, и Бек-Булат тут же смолк, резко повернувшись, положил руку на кинжал.

— Я это… — прозвучал сиплый голос Рябого Нура. — Не помешал?

— Нет, нет. Не помешал, — отозвался Едигир. — Послушай, о чем брат мой говорит. Может, ты убедить его сумеешь.- Hyp присел на корточки рядом и, подняв голову, перевел взгляд на Бек-Булата.

— Так я о чем говорю, — продолжал тот, — у меня наушники были на каждом празднике, в каждом улусе, в каждом становище. Вначале они сообщали, что все беки довольны и нас с братом хвалят. Не поверил я им, Напоил как-то крепко. Тут они и разоткровенничались. Почитай, что ни один бек о нас доброго слова не говорит. Понимаешь? И про Соуз-хана я знал, что тот с бухарскими сартами снюхался. И про Сенбахту, и… он махнул рукой и замолчал.

— Так что ж ты молчал?! Брат?! — Едигир также вскочил на ноги.

— А-а-а… — махнул он рукой, — ну, скажи я тебе. А ты бы? Резать их начал? Вешать? И что? Ночью придушили бы в собственном шатре. И все.

Едигир задохнулся, словно глотнул кипятку.

— Так что же делать? — обратился он скорее к Нуру, чем к Бек-Булату.

— Раньше надо было думать, хан, — ответил тог, — а завтра драться будем, и сам все увидишь… Мужайся…

Рябой Hyp встал и пошел обратно в темноту. За ним захромал и Бек-Булат, оставив Едигира одного.

ИСКРЫ ТЯСЯЧИ САБЕЛЬ

И наступил день великой битвы между народом сибирским и степняками, на эту землю без приглашения явившимися.