В ответ ему лишь пожали плечами.
— Почему вы заговорили о Тьюне? В то время как все усердно молятся, повинуясь воле короля, великому Дарбо?
— Роковая ошибка, — побледнев от гнева, прошептал человек.
И буря с новой силой ударила в двери и окна. Раздался грохот — это рухнула крыша сарая и вся утварь, находившаяся внутри, падала от порывов ветра. Домашний скот мычал и блеял, трактирщик, понимая, что стены хлева вот-вот не выдержат, жалобно причитал. Лошади всех приезжих находились в конюшне, недавно перестроенную, но они также беспокойно себя вели и ржали и били копытами. Слуга побежал в конюшню, чтобы проверить запоры и успокоить животных.
— Так глядишь, нам и крышу снесет! — в отчаянии закричал трактирщик, падая на колени. — Я клянусь моей головой, что если это Тьюна повинна в буре и она услышит мои слова сейчас, то обещаю — я выберу ее своей единственной богиней, лишь бы она пощадила мое хозяйство!
— Тьюна тебе не поможет, глупый человек, — насмешливо сказал кэлл Орандр, — а вот о наших лошадях тебе следует самому позаботиться. Я не хочу, чтобы их унесло ветром!
По красивому лицу молодого незнакомца пробежала загадочная улыбка, и…вдруг — ветер неожиданно стих.
Наступила мертвая и пугающая тишина: перестал греметь гром и уже не сверкали молнии, прекратился дождь.
Все остолбенели. Слова трактирщика отчетливо слышали все.
— Вот так чудо! И не верь в него после этого, — прошептал остолбеневший трактирщик.
— Какое счастье! — закричал Унэгель, — о, великая Тьюна, если это сделала ты, я люблю тебя, прекрасная богиня, ибо ты дала мне надежду спасти мою мать.
Все, не веря ушам своим, оживились и заулыбались, по одному выходя на улицу, недоверчиво прислушиваясь к звукам природы и вглядываясь в светлеющее небо.
Пожалуй, вы ошибались, сказал герцог незнакомцу, на лице котрого появилась лукавая улыбка.
Что ж, если я ошибался, то лишь отчасти, потому что прав ок тариши он своей усердной и имск молитвой упросил богиню проявить миость.
Как бы там ни было, сказал кэлл оранд, нам это на руку.
Граф Пушолон вежливо попрощался со своим собеседником.
— Увы, я не могу больше продолжать наш разговор, но я хоть и с некоторым опозданием буду рад узнать ваше имя, и назвать свое. Меня зовут граф Пушолон, а это мои друзья: герцог Сенбакидо, герцог Брэд, баронет Панмерл, хэлл Диколино, хэлл Вертейн.
Все эти люди вежливо поклонились.
— Мое имя хэлл Овельди. Я весьма рад был познакомиться с вами, эллы.
— Откуда вы держите путь?
— Я еду из Мидделы. А куда вы направляетесь? — спросил молодой человек новых знакомых.
— В Мэриэг.
— Я тоже еду туда, мне по дороге с вами.
— Так присоединяйтесь к нам, но мы не станем мешкать, и будем гнать лошадей. Если не любите быстрой езды, тогда мы для вас неподходящая компания, — предложил баронет Панмерл.
В ответ ему лишь презрительно улыбнулись, давая понять, что спокойствие и размеренная жизнь не то, о чем думает молодой человек.
Покидая заведение, хэлл Овельди подошел к трактирщику и сказал:
— Так помни же, трактирщик, свои слова! Отныне ты служишь Великой Тьюне! Она любит и помнит своих почитателей. Молодой человек сделал какой-то жест рукой, и перед глазами изумленного трактирщика на стол высыпалась кучка золотого песка. Он, остолбенев, проводил взглядом своего странного посетителя, и долго прислушивался к топоту быстро удаляющихся коней.
Унэгель наконец-то вырвался на волю из душного заведения, и он, крепко сжав в руках поводья, летел навстречу ветру, борьбе и справедливости. Возраст наследника герцога Брэд был бескомпромиссен — когда черное еще выглядит как черное, а белое как белое! Рано потеряв отца, он почитал больше всех на свете двух людей: мать и герцога Сенбакидо. Ради них он был готов на все. В его жизни было не так уж много людей вызывавших восхищение. Однажды у него было захватывающее приключение, в которое его пригласил баронет Орджанг. Встреча с замковым демоном! Подземелье и тайны предков. Льен сумел завоевать его уважение, и Унэгель долгое время упоминал в разговорах его имя. Но баронет Орджанг исчез. Больше ничего интересного, на взгляд юного Брэда, не происходило. Унэ учился, а учеба всегда казалась ему скучным занятием, и он тосковал по новым приключениям.
Старшие постоянно обсуждали войну культов, и мать поехала к королю, чтобы вступиться за своего неберийца. А вот Унэ ее страсти и увлечения не понимал. Религиозная война была для него неинтересна. Ему казалось странным, что можно убивать других людей из-за веры в какого-нибудь бога.
Унэ был воспитан в старой вере, а точнее в безверии. Он верил в отца, в дядю, в мать, в их замок — это то, во что ему очень нравилось верить. Но матушка молилась Миринике, Вестории и Моволду, и Унэ тоже приносил маленькие жертвы на их алтари, давал обеты, которые потом приходилось себя мучительно заставлять исполнять, но он был тверд, воспитывая в себе самообладание и силу воли.