Картинка сменилась. И вот уже Мила кричит от боли при родах. Женщина поднимает над головой ребёнка и убирает руки. Он кричит в голос: «Нет!», но ребёнок парит в воздухе, сотрясая крохотными кулачками и заходясь от плача. Не в силах выносить это более, заставил себя проснуться, и подскочил, обливаясь потом. Мила спокойно и безмятежно дышала во сне. «Слава Богу, она не видела тот же сон». Раньше она всегда видела его сны. Что-то изменилось. Возможно, влияла беременность, и ограждала от ненужных стрессов. Он был несказанно этому рад. Особенно сейчас. После кошмара не спалось, и он вышел через заднюю дверь в сад, который порос бурьяном. «Надо бы облагородить, если останемся». Вдохнул прохладный воздух ночи. «Ах! Как приятна в такие минуты тишина!» Ему стало немного спокойнее от пребывания снаружи. Мысли приходили в порядок. Дыхание восстановилось. Кошмар уходил из памяти, оставляя неприятное послевкусие. И тут боковым зрением уловил какое-то движение поблизости. Повинуясь инстинкту, отправился проверить. Как только приблизился, что-то стало прорываться сквозь заросли, и он побежал по пятам ночного гостя. У забора, разграничивающего селение и лес, беглец остановился. Швед воспользовался заминкой, прыгнул и повалил на землю. В ту же секунду его отбросило невидимой волной на добрых пару метров. Приземление оказалось не очень удачным, боль пронзила руку, но он поднял голову и увидел, кто это был. Тварь. Та самая, но не главная. Того он бы сразу узнал. Этот был меньше, скорее всего женского пола. Она зашипела и, с лёгкостью перепрыгнув через забор, скрылась из вида. «Везде найдём». Теперь он понимал, что это были не пустые слова. «Они следят. Давно ли? Наверное, всё это время. Вот почему от них шарахались в лесу все живые существа целых две недели. Боялись, но не их самих, а тех, что были рядом. Мила не должна знать об этом, ей нельзя волноваться. Раз они не нападают, значит, просто ждут. И я буду готов сразиться, когда придёт время. Смогу защитить свою семью. Они всё, что у меня осталось. Нужно следить за мыслями в присутствии Милы. Дар стал сильнее раз в сто в последнее время». Он вернулся в дом и перевязал руку. Всего лишь ушиб. Скажет, что просто упал. Главное быть убедительным и верить в то, что говоришь.
Прошло пару месяцев с тех пор, как пришли в это место. Швед дежурил в дозоре на стене, а Мила взялась за приготовление пищи. Тем самым слово данное Пекарю они сдержали. Лёха с Серёгой стали частыми гостями в их доме. Никита тоже, как только вышел из лазарета. Мила, зная, что творится у Никиты в голове, придумывала для него различные задания. Они заключались в помощи, которую нужно было срочно оказывать, чтобы он чувствовал себя хоть капельку нормальным, угнетаемый инвалидностью. Живот у Милы вырос в два раза, и сложно было предугадать, когда малыш решится появиться на свет. Оттого Швед нервничал с каждым днём все сильнее, и вскакивал ночью каждый раз, как она издавала стон во сне. В целом им нравилось это место. Здесь было хорошо, как дома. И только он успевал забыться, как вновь вспоминал пацана и Казаха. И на душе скребли чёрные кошки. Мила улавливала настроение и тоже начинала хандрить. Он сразу брал себя в руки.
В один из обычных вечеров, не обременённых дежурством, они сидели в гостиной, наслаждаясь объятиями при свечах. Он рассказывал животику историю о том, как они с мамой познакомились. И в этот самый момент у него в голове зазвучал тоненький смех. Вопросительно посмотрел на Милу, но та сидела абсолютно спокойно. «Показалось, наверное». И вновь. Тоненький смех. Ребёнок толкнул его руку, и она свалилась с живота.
— Это не смешно Мила! — «Как она может так шутить? Это же просто немыслимо!».
— О чём ты, родной?
И снова толчок, и смех. «Папа дынь! Хи, хи».
— Этого просто не может быть!
— Чего? О чём ты говоришь?
— Ты это слышала? Постой, это же твоя фишка. Почему ты не слышишь? Я, кажется, схожу с ума. — «Дынь, дынь, па па па па».
— Милый ты меня пугаешь! — она скрестила на груди руки и сердито на него посмотрела.
«Ма ма бу бу». Он рассмеялся в голос. Ну, хоть кто-то был с ним согласен, что мама «бу бу», а папа видимо совсем ку-ку.
— Ты что слышишь ребёнка? — широко распахнув глаза, спросила она.
— Вроде того.
— И что же он говорит? Это же потрясающе родной! Но почему тогда я не слышу? Ведь дар у меня!
— Этого я не знаю. Но так странно. Он говорил «дынь, папа, мама, бу бу». Считает, что ты много ворчишь, — расхохотался.
— Очень смешно, — надула губы.