Путь домой

Его тон был таким же добрым, как и его руки. Он поднес костяшки пальцев к моей морде, и я лизнула их через дырку в странном поводке, так хорошо, как только могла. Мы походили по дорожке вдоль высокого забора. Мне было очевидно, что до меня здесь гуляло много-много собак. Я с благодарностью присела у забора – я не хотела «Делай Свои Дела» в вольере, хотя в нем и было немало места, а другие собаки в комнате были не такими чистыми, как я.

Мужчина не подобрал за мной мой помет, как это делали Лукас и Мамуля.

– Не беспокойся, Белла, одной кучей больше, одной меньше. Мне придется скоро выйти сюда еще раз, и тогда я уберу их все. В этом и заключается весь шик моей работы.

Он жалел меня и гладил, но он не отвел меня к Лукасу. Потом мужчина повел меня все к тому же вольеру, хотя я села на пол и не хотела двигаться, когда он тянул за мой поводок.

– Пошли, девочка, – тихо сказал он. – Иди в свою будку.

Мне так не хотелось возвращаться в вольер, но мужчина начал толкать меня сзади, мои лапы заскользили по скользкому полу, и вот я уже оказалась внутри и печально свернулась на подстилке в то время, как мужчина запер дверцу. Я опустила нос между лап и стала слушать, как все эти плохие собаки игнорируют правило «Не Лай». Я была убита горем. Наверное, я была очень, очень плохой собакой, если Лукас отправил меня в это место.

* * *

Неужели такова моя новая жизнь? Меня выгуливали во дворе по нескольку раз в день, иногда это делала приятная женщина по имени Глиннис, а иногда – мужчина по имени Уэйн, и каждый раз на меня надевали неудобный поводок, который не давал мне разжать зубы. В комнате все время, и днем, и ночью, слышался лай собак. Иногда приходил Уэйн и поливал ее из шланга, и после этого запахи собачьего помета сначала усиливались в сыром воздухе, а потом слабели и исчезали, отчего комната с вольерами становилась еще менее интересной.

Я так тосковала по Лукасу. Я хорошая собака, которая все время выполняет «Не Лай», но иногда я плакала. Когда я спала, мне казалось, что я чувствую прикосновение его рук к моей шерсти, но, когда я просыпалась, его не было.

Я вспомнила белку, которую мы как-то нашли на улице, ту, которая была раздавлена чем-то тяжелым. Как же она была не похожа на живую бегающую белку.

И теперь я чувствовала себя точно так же.

Я ничего не ела. Я лежала на подстилке и не двигалась с места, когда дверь вольера открывалась, чтобы Уэйн или Глиннис погуляли со мной во дворе с высоким забором. Мне не было дела даже до всех чудесных меток, которые оставили там собаки-самки и собаки-самцы. Я просто хотела, чтобы пришел Лукас.

Когда в комнату зашла какая-то новая женщина, надела на меня мой старый ошейник и повела меня в коридор, я с трудом встала на лапы, чувствуя себя одеревеневшей и вялой. Я послушно пошла за женщиной, но я не виляла хвостом. Моя голова была опущена, и, чуя витающие в воздухе ароматы собак и кошек, я больше не испытывала интереса.

Она привела меня в маленькую комнату.

– Ну вот, Белла, давай наденем его обратно. – И она снова надела на меня странный неудобный поводок. На полу лежала мягкая подстилка, и я обошла ее кругом и, вздохнув, легла на нее. – Я сейчас вернусь, – сказала мне женщина и ушла. Я не знала, где нахожусь, и мне было все равно.

И тут дверь открылась. Лукас! Я вскочила на лапы и бросилась в его объятия, едва он вошел.

– Белла! – воскликнул он и, покачнувшись, сел на пол.

Я задыхалась и скулила взахлеб, пытаясь лизнуть его через дурацкий поводок. Я потерлась головой о его грудь и села на его колени, положив на нее передние лапы. Он обхватил меня руками, и все мое существо пронизало чувство несказанного счастья. Я все-таки хорошая собака! И Лукас все-таки любит меня! Я ни за что не расстанусь с ним снова. Я испытывала такое облегчение, такую благодарность. Мой человек был здесь, чтобы отвести меня домой!

Новая женщина была в комнате тоже. Она отыскала для меня Лукаса!

– Можно я сниму с нее эту хоккейную маску? – спросил Лукас.

– Вообще-то нам этого не разрешают, когда речь идет о питбулях, но, конечно, снимите, ведь она явно неопасна.

Лукас отстегнул штуку, сковывавшую мой нос, и я наконец смогла как следует его поцеловать.

Женщина держала в руке какие-то бумаги.