Путь домой

– Договор, – кивнул Андрей, пожимая протянутую руку.

3

Андрей ввалился в свои апартаменты, едва переставляя ноги и держась за стенку.

После того как удалось немного разгрестись с делами, Бандоделли вместе со Стуком и Огромом взяли его в оборот, занявшись подтягиванием его уровня оперирования хассом к уверенному пятому. Это, в принципе, полностью совпадало с его собственными планами, но бли-и-ин, он даже не подозревал, что эти трое, спевшись, окажутся такими извергами…

Андрей дополз до душевой и, открыв воду, обессиленно рухнул на пол, привалившись спиной к стене. Несколько минут он просто полулежал под прохладными струями, прикрыв глаза и отходя от всего испытанного. Да уж… пройдя сквозь тренировочное безумие, через которое его прогнал в свое время Бандоделли, Андрей считал, что теперь-то он готов ко всему. И что больше никто не сможет измотать его настолько сильно. Тем более что по мере все большего освоения хасса организм человека становился все более сильным и выносливым.

До сего дня действительность подтверждала эту его уверенность. Во всяком случае, ни при тренировках в покоях Пангрима, ни после, когда за него взялся уже лично Огром, он никогда не выматывался настолько сильно, как в те времена, когда им занимались профессор, Стук и Тишлин. Да, уставал. Да, после тренировок частенько ломило мышцы и связки. Но это нормально. Новый уровень развития всегда проходит через напряжение и боль. Всегда. Чем бы ты ни занимался – от силовых тренировок до высшей математики.

Это непреложный закон природы: если ты не доводишь себя до перенапряжения и следующей за ним боли, значит, ты не растешь. Поэтому он всегда весьма скептически относился ко всяким концепциям «развития через игру» или «не смейте причинять ребенку боли». Боль – неотъемлемая часть развития. И первая сигнальная система. Попробуйте создать дом без фундамента или корабль без киля и днища – что получится? Да как раз нечто вроде современной цивилизации, когда период инфантилизма у великовозрастных «детишек» затягивается лет до сорока, а то и пятидесяти, причем большую часть этого времени они проводят, болтаясь, как некая субстанция в проруби, между депрессией и истерикой, юзая попутно еще с десяток сопутствующих психических расстройств…

А чего еще можно ждать-то при подобном подходе? Нет, лупить детей почем зря при малейшем проколе – это, конечно, не меньший идиотизм, но вот дать на своей, так сказать, шкуре (или попе) почувствовать, каково это – нарушать законы природы и правила человеческого общества, просто необходимо. Если ты, конечно, хочешь воспитать из ребенка нормального человека, а не сопливое чмо. Все как в реальной жизни: сунул руку в кипяток – больно, нагадил родным, хотя предупреждали, – больно, залез куда не следует, откуда сверзился и сломал ногу, – больно, распустил язык где не надо – опять больно. Так доходит гораздо быстрее, чем через бесконечные нотации. Ан нет, мамаши предпочитают поорать, а потом всюду жалуются: «Я ему говорю-говорю, а он…», при этом параллельно гордясь, что «я своего ребенка ни разу в жизни пальцем не тронула»! А все потому, что в угоду дебильно понимаемому гуманизму первая сигнальная система из процесса воспитания оказалась выключена напрочь…

Так что до сего момента даже после самых тяжелых тренировок ему было достаточно максимум ниса отдыха, после чего он был вполне способен заниматься другими делами. Да и нис требовался только после совсем уж серьезных нагрузок. Обычно достаточно было душа и трех-четырех луков. Но то, что творили с ним сейчас…

– Любимый, ты дома?

Андрей вздрогнул и прислушался. Эстилен, что ли, выбралась из лаборатории? О-ох, только бы у нее не возникло никаких желаний. Ну, этих… Ему не то что собственным естеством, пальцем сейчас не пошевелить!..

– Кузьмич? – Дверь душевой отворилась, и кларианка заглянула внутрь. – Ох! Что с тобой?!

Андрей попытался улыбнуться, но, судя по тому, как Эстилен испуганно отшатнулась, улыбки у него не получилось.

– Оыхаю, – просипел он.

Кларианка нахмурилась.

– Так, понятно. Нечего здесь разлеживаться… ай! Да еще в такой холодной воде!

Андрей вяло удивился. Ему вода совсем не казалась холодной, скорее по-приятному прохладной. Параллельно занятиям Огром с Бандоделли пичкали его какой-то химией, от чего мышцы после занятий горели и чесались. Что было удивительно. Потому что химию эту ему давали под предлогом «повышения эластичности и укрепления каналов». То есть на физическое тело она, по идее, не должна была оказывать особенного влияния. Но вот поди ж ты…

– Давай-давай, вставай, – Эстилен выключила воду и, забросив его руку себе на плечо, попыталась поднять своего мужчину. Не удалось. – Ну, вставай же!

– Сщас… – выдохнул Андрей, после чего поднатужился и наконец сумел-таки воздеть себя на ноги.

– Вот и хорошо. Идем, я сделаю тебе массаж, а потом напою одним коктейльчиком…

– Огром гварил нчего кром вды не пть… – пробормотал лидер команды «Кузьмич», пока, пошатываясь, двигался в сторону спальни.