Путь домой

Увы, благими намерениями вымощена дорога в ад. Не успел курсант закончить передислокацию, как дверь в зал открылась со страшным грохотом. Она сделана была по тому же принципу, что и в легендарных салунах Дикого Запада, то есть открывалась в обе стороны, разве что была высокой, закрывающей дверной проем полностью. Так вот, недостаток этой конструкции заключался в том, что если ее хорошенько пнуть, то она распахивается и с силой бьет по стенам. А с учетом того, что строили здесь по-русски добротно, то есть из досок в руку толщиной, то и удар получился знатным. Даже стены загудели – то ли от боли, то ли от возмущения.

Воин, как раз отошедший к стойке и вполголоса разговаривающий с хозяином постоялого двора, недовольно обернулся и вполголоса, но внушительно, произнес:

– Кирушев, ты опять?

– Иван Саныч, да что я там, мерзнуть должен?

– Надо будет – померзнешь. – В голосе воина зазвенел металл. – Совсем обнаглел уже. Ладно, пускай заходят.

Кирушев, рослый, но худой, мосластый малый, чей возраст едва ли был больше чем у Петра, а номер среди охраны, похоже, был не шестой, но все равно невысокий, молча кивнул и бегом, грохоча сапогами по доскам крыльца, умчался в темноту. Пару минут спустя дверь вновь отворилась, причем, хотя открывал ее тот же человек, аккуратно, и в зал вошла женщина, которая никем, кроме княгини, быть не могла. Во всяком случае, именно такой ее Петр и представлял – лет тридцати, высокая, все еще стройная, с красивым холеным лицом и чуть брезгливым взглядом. Длинное темное платье из плотной ткани было, очевидно, дорожным – во всяком случае, красота его явно была принесена в жертву функциональности. Рядом с ней был мальчик лет пяти, старающийся держаться гордо и независимо, как и положено дворянину, и держащий руку на явно не игрушечном кинжале на поясе. Получалось смешно, как если бы цыпленок хотел выглядеть взрослой птицей и надувался от мнимой гордости. С учетом того, что мальчишка был перекормлен до безобразия, результат вышел колоритным.

Женщина окинула взглядом помещение, чуть заметно приподняла брови, что, очевидно, должно было означать удивление, и повернулась к Ивану Александровичу, который, судя по всему, исполнял при ней роль начальника охраны. Причина удивления была Петру абсолютно понятна – тот должен был обеспечить своей работодательнице возможность спокойно поесть, а потом так же спокойно отдохнуть, что, скорее всего, подразумевало пустой зал. Однако сейчас в зале даже свободных столов не было – люди сидели по два-три человека, разбившись, похоже, на группы по интересам, и при появлении столь знатной особы никаких эмоций не выказали. В этом, кстати, не было ничего удивительного – как успел узнать Петр еще днем, в этих местах деревни вдоль тракта были вольными и пользовались правом экстерриториальности, подчиняясь напрямую местному великому князю. Почему-то это было выгодно для торговли, и правитель этих земель поддерживал порядок неукоснительно, так что княгиня, тем более, похоже, из дальних краев, для местных была в общем-то не фигурой. Вот будь она женой великого князя – тогда да, тогда конечно, всяческое уважение бы выказали, а так она была в их глазах всего лишь дворянкой, одной из многих, с ней, естественно, не стали бы задираться, но и прогибаться лишний раз смысла тоже не видели.

Воин подошел к княгине, вполголоса сказал ей что-то, Петр не слышал что, да и не прислушивался в общем-то. Княгиня скривилась недовольно, но тем не менее решительно направилась к столу. Все правильно, снобизм снобизмом, а кушать-то хочется. Правда, Петра она при этом одарила таким презрительным взглядом, что он, по идее, должен был почувствовать себя полным ничтожеством и перебраться от ее светлости куда подальше, дабы видом и присутствием своим не портить ей аппетит. Петр взгляд выдержал не дрогнув, да и с чего бы? Более того, будучи все же слегка задетым таким отношением, он в отместку демонстративно прошелся по княгине мутными от пива глазами с ног до головы и обратно и отвернулся. Что называется, раздел взглядом, оценил и пренебрежительно решил, что ничего особенного. Повода для обид вроде и нет, но подоплека женщине абсолютно понятна и оскорбительна. А нехрен свой снобизм демонстрировать, мадам, нехрен – и не таких видали.

Судя по тому, как скривилась княгиня, она все прекрасно поняла, и ей очень хотелось за это Петра прибить. Однако справилась она с эмоциями моментально – молодец. Впрочем, у женщин-дворянок это в крови.

А вот охрана ее курсанта заинтересовала очень и очень. Просто даже потому, что кроме двух уже виденных им воинов вслед за женщиной вошли еще двое. Ничего удивительного в этом не было – чай, не босявка с дальнего хутора едет, а вполне даже дворянка. Заинтересовало Петра вовсе не это, а то, как были эти двое вооружены. А вооружены они были ружьями. Да-да, самыми настоящими ружьями, правда, калибр их мог посрамить некоторые пушки. Это было первое огнестрельное оружие, встреченное Петром в этом мире.