Путь-дорога фронтовая

Анисим Иванович, казалось, не обращал ни на что внимания, продолжал ходить вдоль парт, наклонив голову вниз и о чем-то сосредоточенно думая.

Так продолжалось минут пять.

Потом он вдруг резко останавливался, обводил класс строгим, почти суровым взглядом, еще грознее супил свои мохнатые брови и начинал очередную беседу по истории. Говорил он спокойным, ровным голосом, но так тихо, что приходилось напрягать все внимание, чтобы слышать его. И странное дело — класс, который только что шумел, разговаривал, мгновенно затихал, сорок разных характеров и темпераментов превращались в один, и этот един был самым спокойным и внимательным слушателем.

Такова магия слов, которой обладал маленький старичок учитель. Он не был оратором, поражавшим слушателей богатыми интонациями, хорошей дикцией, точеной фразой. Для оратора у него не было и соответствующих голосовых данных. Но в его словах было столько нового и интересного, что ученики слушали его затаив дыхание, чему способствовала и сама форма изложения, к какой он прибегал.

«Подсядем к бивачному костру, где греются солдаты накануне сражения, в котором они завтра прославят Родину. Послушаем, о чем они говорят, — рассказывал Анисим Иванович о походах Суворова. — Видите, к ним подсаживается небольшого роста, худощавый человек в потрепанном офицерском плаще…»

Или, говоря о крестьянских восстаниях против угнетателей помещиков, он начинал так:

«Побываем во владениях крупного помещика графа Тарповского. Его дом, похожий на замок, высится на холме, окруженный тенистым парком. Но мы не пойдем туда. Мы заглянем с вами в село, расположенное недалеко от усадьбы. Здесь мы увидим большую толпу крестьян, собравшихся посредине улицы, вдоль которой тянутся ряды убогих, крытых соломой домишек. Крестьяне одеты в рваные армяки и полукафтанья, почти все они босы. Толпа возбуждена, она окружила бородатого крестьянина, своего вожака, который, грозя кулаком в сторону усадьбы, говорит, что дальше так жить нельзя: помещик замучил их барщиной, довел до нищеты, управляющий имением избивает их, глумится над ними… Крестьяне сжимают кулаки, на их измученных лицах вспыхивает гнев. Сейчас схватят они топоры, вилы, грабли и бросятся на своих угнетателей».

Иллюстрируя таким образом события, Анисим Иванович в дальнейшем излагал их в исторической последовательности, приводил цифры, исторические документы, показания современников, обосновывал события высказываниями классиков марксизма, подбирал соответствующие цитаты из произведений Ленина. Ученики с захватывающим интересом слушали его. Это были беседы об историческом пути народов, населяющих Советский Союз, о ратных подвигах и вековой борьбе против иностранных захватчиков, нападавших на русскую землю и бесславно погибавших на ее просторах. События оживали. Ученикам казалось, что они сами принимали участие в битвах, брали вместе с солдатами Суворова Измаил, переходили через Альпы, гнали армии Наполеона от Москвы. Анисим Иванович подчас сопровождал свои беседы чтением отрывков из литературных произведений. Произведения, особенно нравившиеся ему, он прочитывал наизусть с трогательным пафосом. Иногда ученики замечали слезу, катившуюся по его щеке, но ни один из них не позволил бы себе в эту минуту засмеяться или пошутить над учителем.

Бывало, что звонок досадно обрывал беседу на самом интересном месте, и тогда ученики просили Анисима Ивановича продолжать урок, жертвуя ради этого переменой.

Однажды произошел такой случай. В старший класс перешли из другой школы два ученика. Их посадили на одну из передних парт. Во время урока, когда Анисим Иванович, по своему обыкновению, прохаживался по классу, прежде чем начать беседу, ученики эти, может быть желая снискать к себе расположение товарищей своей смелостью, стали подшучивать над ним, передразнивая его движения и жесты. Анисим Иванович, углубившись в свои мысли, ничего не замечал. Вот он остановился и стал говорить. Класс затаился, замер.

Но странно, что-то сегодня мешало ученикам слушать. Они сразу даже не поняли, в чем дело, недоуменно оглядывались по сторонам и снова поворачивали головы к учителю, боясь утерять нить мысли. Происходило что-то необычайное, голос учителя пропадал, не доходил, терялся. И тогда взгляды всех обратились на переднюю парту, где сидели новички. Они преспокойно беседовали, голоса их сейчас отчетливо слышались в настороженной тишине, заглушая тихий голос учителя.

С одной из задних парт, куда голос учителя даже в тишине долетал с трудом, пошла грозная эстафета на переднюю парту. Записка была прочитана, но разговор не прекратился. Напротив, он как будто даже усилился. Не вызов ли это классу?

На задних партах сидели четыре ученика, связанные между собой узами самой тесной дружбы. На одной — Сережа Сенцов, комсорг, рядом с Грибовским, на соседней — Сердюк и Блохин. Все четверо были отличниками, комсомольцами, пользовавшимися большим авторитетом в классе. И внешне они чем-то походили друг на друга.