Путь-дорога фронтовая

— Отряд имени рабочих Донбасса, товарищ командующий, — узнал его начальник отряда.

— Идете с Каховки?

— С Каховки. Дороги тяжелы. Люди измотались и насквозь голодны. К счастью, набрели на кухню. Подкормимся и двинемся дальше.

— Кстати, товарищ Карасев, покорми и нас, если осталось. Сегодня еще ничего не ели. Как, дорогие товарищи, неплохо бы подзаправиться? — улыбаясь, обернулся командующий к своим спутникам.

Он вылез из машины и пошёл мимо групп красноармейцев, уткнувшихся в котелки. Некоторые его знали в лицо, поднимались, здоровались, он приветливо отзывался и приговаривал:

— Продолжайте, продолжайте обедать, дело хорошее…

— Слесарев? Ты как сюда попал, Николай Ксенофонтович?! — окликнул он бородатого командира, отдававшего ему честь. — Ты был, насколько помнится, в отдельном батальоне.

— От батальона осталось несколько человек, нас влили в этот отряд.

Слух о приезде командующего уже прошел среди красноармейцев. Они поднимались с земли и теснились вокруг него, прислушиваясь к разговору.

— Ты слышал, Яковлева убили? — сказал командующий. — Яковлева Степана.

— Слышал! — отозвался Слесарев. — Мы с ним в последний раз виделись в Иванове на фабрике. Помнишь, бои с меньшевиками — Арутинский, Салов и компания?

— Арутинский перебежал к белым.

— К белым? Я бы эту стерву собственными руками задушил. А как распинался! Шлюха!

Командующему несли бачок с борщом. Он поставил его наземь, уселся, подложив под себя одну ногу. Есть хотелось зверски, но он медлил, поджидая своих спутников, разговаривавших с красноармейцами. Наконец все разместились.

— Скоро на врангелевские харчи перейдем, — шутливо говорит командующий. — Посмотрим, чем в Крыму кормят.

Рядом опорожнял свой бачок шахтер Моторный.

Крым, куда шел Моторный вместе с отрядом, волновал его не только потому, что там будут последние и решительные бои с белыми. Темная полоска земли, поднимавшаяся над Сивашем, вызывала далекие воспоминания. В детстве он думал, что за этой стеной скрыты замечательные города, о которых кричал иногда отец, когда клял свою долю бедняка. Подростком он переходил по дну Сиваша на ту сторону и видел, что до замечательных городов еще далеко. Он их нашел совершенно в другой стороне, и они были вовсе не такими, какими он их себе представлял. После десяти часов мучительного труда под землей человек спит мертвым сном и не думает о прекрасных городах. Сейчас, когда он приближался после долгой разлуки к родным местам, ему казалось, что все, что рисовалось ему в детстве, — пустяки и прав учитель Мотовиленко, который, помнится, говорил примерно так: «В девятьсот пятом году я мечтал переделать жизнь. Царское правительство выбросило меня из родного города за тысячу верст. Мечтать мало!»

Что же, учитель Мотовиленко, пожалуй, будет доволен своим учеником. Вот она, винтовка, вот они, гранаты, подвешенные к поясу. Вот они, руки, которые не дрожат, когда стреляют.

Но сейчас его волнуют родные места. Они будят воспоминания. В раскинувшемся на берегу Сиваша селе остались его мать и его детство.

Шутка командующего, думы о матери и налитый борщом желудок приводят его в хорошее настроение. Он легко поднимается с земли, забывая об усталости, и подхватывает винтовку. С матерью он, конечно, может и не увидаться, но это его не беспокоит. Увидится потом, когда кончатся бои.

Командующий обратился с речью к обступившим его красноармейцам. Он сказал немного. Партия и командование сделали все возможное в организации победы над белым генералом. Если красноармейцы будут биться с тем же героизмом, как под Каховкой, победа обеспечена. А в том, что они будут так биться, он не сомневается…

Машина вздрогнула, заколотилась и, протяжно взвыв, рванулась вперед.

Через несколько минут в том же направлении зашагал отряд…

II

Тяжелая пушка под Перекопом непрерывно встряхивала воздух. В деревню, отделенную десятью километрами, удары этой громадины доходили ничуть не ослабленными. Можно было подумать, если на минуту забыть о боях, что это — далекий гром, падающий с неба подобно каменным глыбам. Деревня чутко прислушивалась. Окна и двери широко раскрыты, крестьяне высыпали на улицу и толклись у глиняных заборов, их пестрые одежды смешивались с серой обмундировкой красноармейцев.

Это была граница Таврии. За соленой грязью Гнилого моря проглядывали очертания пустынного, бедного растительностью северного берега Крыма. Когда-то, верно, Крым плавал большим островом в водах трех морей: Черного, Азовского и Гнилого, или Сиваша. Но потом Сиваш обмелел, пересох и стал болотом — в него беспрепятственно теперь заходят воды Азовского моря, когда дуют восточные попутные ветры. Крым превратился в полуостров, связанный с материком тремя воротами: Перекопским перешейком, Чонгарской дамбой и Арабатской стрелкой.

По Арабатской стрелке в 1738 году, во время русско-турецкой войны, прошли войска фельдмаршала Ласси. Армия Ласси, обманув крымского хана, стоявшего с главными силами у Перекопа, двинулась по Арабатской стрелке и, переправившись на полуостров в устье реки Салгира, вышла в тыл войскам хана и захватила Крым.