Чествования и празднества в Кемниполе были призваны уничтожить боль — и даже на время ее притупили. Они и в самом деле казались сладостью, хотя, видимо, только казались. Конечно, слава его радовала. И возвышение при дворе. И дальнейшее геройство, когда он спас город от мятежа наемников. А в результате — все равно изгнание, попытка сбежать от политических игр, которых он не понимал. Лучше уж ком в горле, чем языки пламени в неотступных ночных кошмарах…
В конце концов, происшедшее в Ванайях — не вина Гедера. Его просто использовали. И бессонница, и постоянный страх, и даже подозрение, что во время празднеств и славословий Алан Клинн с дружками хихикали за его спиной, — все это шрамы ванайской кампании.
Придворные игры, в которых погрязли Кингшпиль и Кемниполь, не его среда, он никогда не мечтал в них участвовать. Лесть и похвалы, щедро осыпавшие его по возвращении из Ванайев, теперь казались пустыми и вздорными, однако Гедеру странным образом их не хватало — они на время заглушали гул ванайского пожара, неотступно стоящий в ушах. Однако, в точности как вода во сне хаавирки, сладость не была сладка, в ней просто не было горечи. И она ничего не излечила.
Если бы понимать тогда происходящее, если бы видеть насквозь все интриги и игроков! Тогда бы он точно знал, кого винить, а кого числить в друзьях.
Он повернулся на бок, увлекая за собой одеяла, пропахшие пылью и потом. Излишние в теплую ночь, они странно успокаивали. Гедер вздохнул, в животе заурчало. Старуха хаавирка была по-своему права. Может, она и вправду мудра, как сказал князь. Надо будет найти ее утром, расспросить подробнее. Даже если ее слова суеверие и бессмыслица, все равно будет над чем подумать в долгие одинокие ночи.
Гедер не заметил, как уснул, и пробудился только после рассвета, когда солнце вовсю сияло яркой желтизной, напоминающей о полевых цветах, а земля казалась прохладнее от росы, тут же сохнущей под утренними лучами. Он натянул штаны и рубаху — более грубые, чем вчера вечером, но ведь он идет не на княжеский пир, да и обычаи в Кешете не те, что дома. Деревянные домики по-прежнему стояли на местах, и Гедер зашагал вперед, ища глазами часовых.
Никого.
Ни единой живой души.
Подойдя к широкой открытой площади, где его угощали считанные часы назад, он обнаружил, что все люди исчезли. Он покричал, никто не отозвался — как в детской песенке, где все пирующие оказались тенями и духами. Только здесь после них остались дома, и отпечатки следов на песке, и запах конского навоза, и теплящиеся угли в очаге. Ни коней, ни людей, лишь повозки. Тяжелые лебедки, с помощью которых княжеские слуги возводили свои неожиданные города, виднелись на прежних местах. Гедер даже нашел длинные цепи прорицательницы — их намотали на бронзовый стержень и бросили на землю.
Он вернулся к палатке, где оруженосец уже приготовил завтрак — овсянку в жестяной миске и разбавленный сидр. Гедер сел за походный столик и взглянул на брошенный лагерь.
— Снялись прямо ночью, — сказал он. — Взяли, что можно увезти без шума, и пропали.
— Может, князя убили и ограбили его же слуги? — предположил оруженосец. — В Кешете такое не диво.
— Хорошо, что мы в это не замешаны.
Овсянка отдавала медовой сладостью; сидр, несмотря на добавленную воду, оставался терпким. Пока Гедер завтракал, оруженосец ждал рядом, прочие слуги сворачивали палатки. Хотя солнце поднялось всего на две ладони над горизонтом, Гедер спешил: ему не терпелось уехать подальше от пугающей тишины лагеря.
Хаавирка не шла из головы. Интересно, что еще она увидела? И что сказала князю после того, как чужеземный гость ушел?
Маркус
— Я предпочту передать это магистре бель-Саркур в собственные руки, — настаивал торговец. — Не сочтите за неуважение, но оттиска вашего пальца на моих контрактах нет.
Мелкий, ростом едва по плечо Маркусу, торговец насквозь пропах своим товаром — сандалом, перцем, тмином и фенхелем. На узком, как лисья мордочка, лице застыла неподвижно-заученная улыбка. Он стоял в нижнем этаже Медеанского банка лицом к Маркусу, Ярдему, крепкому куртадаму Ахариэлю и вездесущему Жуку — одни их мечи перетянули бы вес всего торговца, однако он взирал на стражников с презрением, полыхавшим, как жар от костра.
— Но поскольку магистры здесь нет, вам придется иметь дело со мной, — отрезал Маркус.
Брови торговца поползли вверх, тонкие губы сжались. Ярдем кашлянул, и Маркуса кольнула досада. Тралгут, конечно же, прав.
— Однако если вам угодно будет подождать, я постараюсь ее найти.
— Так-то лучше, — проронил торговец. — Могу я рассчитывать на чашку чаю?
«Я бы тебя убил голыми руками». — От этой мысли на лице Маркуса заиграла улыбка, которая вполне сошла за приветственную.
— Жук! — бросил он. — Позаботься о госте.
— Слушаюсь, капитан! — отчеканил, вскакивая, юный тимзин. — Не угодно ли гостю пройти со мной?
Маркус вышел на улицу, Ярдем следовал за ним тенью. Высокое солнце понемногу клонилось к западу. Тюльпаны, растущие в жестяной чаше у входа, цвели в полную силу, являя миру ярко-алые лепестки с белыми прожилками.