Путь дракона

– Пока Рассеченный Престол принадлежит мне, Антея не вступит на путь дракона, – продолжал Симеон. – Я не позволю политическим играм и мелким интригам нарушать спокойствие империи, стоящей в центре мирового владычества. Клянусь в том собственной жизнью и как ваш повелитель ожидаю и требую того же от каждого из вас.

– Повинуюсь, ваше величество, – повторил Доусон; Иссандриан и Клинн на этот раз не отстали.

– На улицах Кемниполя пролилась благородная кровь, – не умолкал король. – В стенах города обнажены чужеземные мечи. Не время выяснять, чисты ли были намерения. Виновные должны поплатиться.

Краем глаза Доусон заметил, что Алан Клинн побледнел еще больше.

– Есть ли вам что сказать, прежде чем я оглашу приговор? Лорд Каллиам?

– Нет, ваше величество. Смиренно повинуюсь вам и Рассеченному Престолу.

– Лорд Иссандриан?

– Ваше величество, – дрожащим голосом начал Куртин Иссандриан. – Позвольте упомянуть два обстоятельства. Прошу не считать вчерашние стычки осознанным и предумышленным деянием кого-либо из присутствующих. Если же ваше величество твердо намерены покарать зачинщиков, то я прошу о снисхождении к моему соотечественнику. Игры в честь принца Астера задумал я один. Мне не хотелось бы, чтобы невинные люди пострадали только потому, что имеют несчастье меня знать.

Жест был красив, но, на взгляд Доусона, неосмотрителен.

– Лорд Иссандриан забывает, что это не первая кровь, пролитая из-за вашей вражды с родом Каллиамов. Если вам угодно пожертвовать собой в назидание другим, я рассмотрю ваше предложение, однако не думайте, что я позволю кому-либо отсидеться за вашими юбками.

– Ваше величество, – только и пробормотал Иссандриан.

Повисло молчание. Доусон закрыл глаза. Болели колени, придавленные к полу весом всего тела, однако он не шевелился: любое движение сочтут за страх перед приговором.

– Доусон Каллиам, барон Остерлингских Урочищ, – объявил наконец Симеон. – Я удваиваю налог с ваших владений на следующие пять лет. Вам запрещено появляться в Кемниполе и при дворе в ближайшие полгода, вы не вправе созывать войско или прибегать к наемной вооруженной силе без гласного дозволения короля.

Доусон промолчал и лишь ниже склонил голову. Сердце забилось сильнее, однако он не хотел выказывать волнения.

– Куртин Иссандриан, барон Корса, – продолжал Симеон. – Я возвращаю во владение короны все принадлежавшие вам земли южнее реки Андрианн, а также освобождаю вас от должности смотрителя Эстинпорта и протектора восточных областей. Я удваиваю налог с ваших владений на следующие пять лет, вам запрещено появляться в Кемниполе и при дворе в ближайшие полгода, и вы не вправе созывать войско или прибегать к наемной вооруженной силе без гласного дозволения короля.

Доусон прикрыл глаза и едва удержался, чтобы не покачать головой; досада засела комом в груди, словно он проглотил булыжник. Он уже знал, что приговор Клинну будет таким же или даже мягче – король и вправду определил Клинну ту же ссылку, удвоил налоги и лишил мелких должностей. Фелдин Маас, где бы он ни прятался, избежал даже такого символического наказания.

Когда виновным позволили встать, Доусон взглянул на старинного друга. Своего короля. Лицо Симеона пылало, дыхание сбилось, брови сошлись у переносицы. Принц Астер сидел с гордо вскинутой головой. Глаза Доусона и Симеона встретились, во взгляде короля сквозь видимый гнев что-то мелькнуло на миг – вот и весь ответ. Гвардейцы расступились, Симеон с Астером вышли, и галереи разразились громовым ревом. Доусон взглянул на Иссандриана и Клинна, обернувшихся друг к другу. Клинн ошеломлен, Иссандриан разочарован – не иначе как по той же причине, что и сам Доусон.

– Лорд Каллиам! Сэр!

Рядом стоял капитан королевской гвардии – высокий, широкоплечий, с приплюснутым носом и виноватыми водянистыми глазками. Доусон кивнул.

– Вы должны покинуть город к закату, милорд.

– Моя семья тоже?

– Нет, милорд. Они могут остаться, если пожелают.

Доусон потер ноющее колено. Капитан, помедлив, почтительно кивнул и двинулся к Иссандриану – сообщить, как подозревал Доусон, ту же весть. Барон, развернувшись, вышел в коридор, отделанный черным мрамором и кованым серебром, – там, в лучах полуденного солнца, бьющего в высокие окна, уже ждала Клара, за ее плечом тенью маячил Винсен Коу. От дальнего выхода к ним торопливо шагал Джорей, стук сапог по каменному полу отдавался эхом.

– Кажется, все прошло гладко? – спросила Клара.

Доусон качнул головой:

– Именно что кажется, любовь моя. Это конец империи.

На улице их ждала карета; кони всхрапывали и били копытами, будто и они чуяли перемены в судьбе города. На других узких улочках так же ждала хозяев еще добрая сотня карет: антейская знать спешила прочь из Кингшпиля. Все они давали дорогу Доусону – скорый путь домой традиционно оставался последней почестью, которой удостаивали изгнанников.