Путь Дзэн

Следует также учесть, что опыт Дзэн носит характер скорее вывода, чем посылки. Он никак не может служить первым шагом для создания этической или метафизической системы, ибо выводы скорее ведут к нему, чем вытекают из него. Подобно «Блаженному Видению» в христианстве, это есть «которое того которого, у которого уже нет которого» — подлинный конец, а не средство для достижения какого-то иного конца. Философам трудно согласиться с тем, что процесс мышления, как и варка яйца, не может продолжаться до бесконечности. Пытаться свести опыт Дзэн в формулу «всё есть Дао», а затем начать её анализировать и делать из неё выводы — значит совершенно не понимать Дзэн. Как распятие Христа — это «соблазн для иудеев (моралистов) и безумие для эллинов (рационалистов)». Сказать, что «всё есть Дао» — значит почти выразить суть, но в тот самый миг, когда кажется, что её уже постигаешь, слова вдруг рушатся и откровение превращается в околесицу. Ведь здесь мы находимся у самой границы слов, и они лопаются, как мыльные пузыри, потому что указывают на нечто, находящееся вне их, а здесь нет ничего «вне».

Из опыта, что «все вещи принадлежат единой «Таковости», нельзя делать посылку для создания этической системы всеобщего братства. И Дзэн далёк от этой ошибки; Юань-у, например, говорит прямо противоположное:

Если ты настоящий мужнина, ты можешь свободно угнать вола у крестьянина или отнять пищу у голодного. [8–3]

Это только значит, что Дзэн начинается по ту сторону моральной позиции, санкции которой черпаются не из самой реальности, а из взаимного соглашения человеческих существ. Ведь при попытке их универсализировать или абсолютизировать, с точки зрения морали оказывается невозможным само существование: мы не можем прожить и дня без того, чтобы не погубить жизнь других существ.

Если считать, что Дзэн играет ту же роль, что на Западе — религия, естественно возникает желание проследить логическую связь между центральным переживанием и прогрессом в человеческих отношениях. Но это как раз и значит ставить телегу впереди лошади. Куда вернее считать, что подобного рода опыт или образ жизни является целью высокоразвитых человеческих отношений. В культуре Дальнего Востока проблемы человеческих взаимоотношений являются областью скорее конфуцианства, чем Дзэн, но начиная с династии Сун, Дзэн последовательно поддерживал конфуцианство и в Японии был основной силой, внедрявшей в жизнь его принципы. Это было в интересах Дзэн, ибо он стремился к созданию культурной матрицы такого типа, где он мог бы процветать, не вступая в конфликт с социальным порядком. А конфуцианская этика, не претендуя на божественный или абсолютный характер, открыто провозглашала себя человеческой и относительной.

Хотя по существу Дзэн глубоко «непоследователен», — его опыт даёт последствия в том смысле, что может с пользой применяться в любой из возможных сфер человеческой деятельности. И где бы он не применялся, он на всём оставляет свой безошибочный след. Характерные признаки спонтанного поведения ощущаются и в мо-чжи-чю — ‘иди вперёд, не колеблясь’, и в у-вэй, которое здесь можно перевести как ‘бесцельность’, и в у-ши — т. е. отсутствия притворства, или простоте.

Хотя Дзэн не предписывает действиям никакой определённой направленности, так как не имеет ни цели, ни мотивов, он, не колеблясь, обращается к тому делу, которое возникает перед ним как необходимое. Сознание, функционирующее без затора, без колебаний между альтернативами, называется мо-чжи-чю, и в обучении Дзэн много места занимают упражнения, когда ученика ставят перед дилеммой, которую он должен решить, не застревая на обдумывании и «выборе». Его реакция на ситуацию должна быть мгновенной — и следовать за вызовом, как звук за хлопком ладоней, как искра за ударом кремня. Ученик, не привыкший к такой реакции, сначала теряется, но со временем, уверовав в своё «изначальный» или спонтанный ум, он начинает реагировать легко и мгновенно, да и сами его ответы становятся на редкость меткими. С ним происходит то же, что бывает у профессиональных клоунов, мгновенно импровизирующих остроты в ответ на любую ситуацию.

Беседа наставника с учеником может начаться с вопросов о простейших вещах, и ученик будет отвечать на них самым естественным образом. Но вдруг учитель спросит: «Когда из ванной вода уходит в водосток, она течёт по часовой стрелке или против?» И если ученик остановится, поражённый этим вопросом, и начнёт припоминать, как же это происходит, наставник крикнет: «Не думай! Действуй! Вот так!»— и покажет рукой в воздухе. Или же, — что менее эффективно — он скажет: «До сих пор ты отвечал на вопросы вполне свободно и легко, почему сейчас ты в затруднении?»