Читаем Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма) полностью

На этом основании некоторые авторы сделали заключение, что вряд ли имеет смысл вообще говорить о радикальности, тем более революционности взглядов и устремлений молодого Гегеля. Спокойный, консервативный, рассудительный по натуре, Гегель не посягал, по их мнению, на изменение status quo – его цель состояла только в том, чтобы «оживить омертвевшее», «раскачать» то, что превратилось в застывшее и косное. Так рассуждал, например, Т. Хеаринг. С его трактовкой нельзя согласиться. Она упрощает дело, смазывает реальное противоречие развития взглядов и настроений молодого Гегеля. Ведь если система теологического образования и воспитания Тюбингена, в самом деле, решительно пресекала либеральные, тем более революционно-радикальные действия, то она все же была не в силах задушить процесс стремительной радикализации взглядов немецкого юношества, обусловленный французской революцией, а также социально-политическими, культурно-идеологическими поворотами, которые произошли в самой Германии. Недаром же один из герцогских инспекторов в 1792 г. доносил о множестве «нарушений» и «упущений» в Тюбингене, среди которых наиболее существенно упоминание о «пренебрежении к теологии» и «страстном стремлении к ложно понятой свободе», обнаруженных питомцами института. Герцог отнесся к доносу с полным вниманием, потребовал от руководства и наставников «навести порядок».

Но никакие меры пресечения уже не могли приостановить начавшиеся в этой стране кардинальные изменения в мире идей, мыслей. Нельзя было препятствовать тому, чтобы юношество читало «сомнительные», вольнолюбивые книги – некоторые из них уже стояли на полках институтской библиотеки, ибо завоевали себе славу величайших творений человеческого духа. Разрешалось, а отчасти и поощрялось чтение Руссо, Вольтера, Монтескьё – тех авторов, «под черепной крышкой» которых, по образному выражению Маркса, зародилась французская революция. Как раз в Тюбингене Гегель начал приобщаться к передовой культуре своей страны. Так, вместе со всей радикальной немецкой молодежью он увлекался Шиллером, влияние которого и на студентов-теологов Тюбингена было весьма глубоким. А ведь шиллеровские произведения были не чем иным, как своеобразным поэтически-философским обоснованием идеала свободы.

Поэтому, отвечая на первый поставленный вопрос, можно сделать общий вывод: система обучения в Тюбингенском институте была связана с решительным подавлением радикального политического действия и пресечением свободолюбивого мышления. Но в рамках этой системы не могли не развиваться – во многом вопреки и в противовес ей – свободолюбивые устремления. Они властно подчиняли себе мыслящих питомцев Тюбингена. Идеал свободы захватил Гегеля, Шеллинга, Гёльдерлина, что применительно к Гегелю будет показано в дальнейшем, при разборе его переписки и первых произведений.

Вопрос второй – его задают нередко: как получилось, что гениальные выпускники Тюбингена – Гегель, Шеллинг, Гёльдерлин – не только не стали профессиональными теологами, но весьма рано порвали с теологией, вступив на почву философии или художественного творчества? (Кстати, этим они нарушили вступительную клятву: воспитанники Тюбингена обязывались стать теологами, и только ими.) Одна из разгадок этого факта – система теологического образования в Германии конца XVIII столетия. Среди дисциплин, которые преподавались в то время в институте Тюбингена, значительную долю составляли исторические, филологические и философские науки. Отметим – для нас это важно, – что в Тюбингене, как и в Штутгарте, Гегель был буквально погружен в изучение истории, преимущественно истории мысли, духа, религии, чем можно объяснить теперь уже прочно укрепившееся его желание выработать особые методы осмысления истории и устремленность к ее «духовным» проблемам, истолкованным широко и масштабно.

Наиболее основательно, как показывают биографические свидетельства, Гегель изучал именно историю культуры, историю философии. Так, в течение двух первых лет обучения в Тюбингене Гегель добровольно посещал факультативный курс Флатта, посвященный «De natura deorum» Цицерона. Правда, лекции по истории философии читал X.Ф. Рёслер, специалист по церковной истории. Но историко-философские источники были в распоряжении студентов. Гегель в студенческие годы мог изучать работы Платона, Руссо, немецких мистиков Майстера Экхарта и Таулера, Локка, Юма, Шефтсбери, Лейбница, Мендельсона, Якоби и др. Несомненно, преподаватели института, которые слыли поклонниками Канта, поощряли начавшееся увлечение своих воспитанников кантовской философией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги