А в следующую минуту он наконец понял, что все это было не случайно. Одни боги знают, зачем Нобу потребовался гильдии синоби, но воины тени — таинственные и неуловимые — вызволили его из заточения.
Он даже почувствовал прилив гордости. Он нужен синоби! Именно он — Нобу Такухати, ведь они вытащили его, а не его старшего брата.
Юноша с запозданием поднялся и поклонился, как младший старшему.
— Когда мы сидели в яме, вы разрешили называть вас Харей.
Синоби перевел взгляд куда-то за спину Нобу:
— О чем это он?
Над ухом раздался низкий женский смех:
— Дайхиро принял твой облик. Воришка Харуки по прозвищу Харя.
Мужчина беззлобно выругался.
— Отомстил все-таки, стервец. Ладно, при случае верну должок.
Нобу обернулся и уперся взглядом в уже знакомый необъятный бюст. Женщина стояла, чуть подбоченившись, и глядела на синоби с материнской укоризной.
— Ой, ну я тебя умоляю! — воскликнула она. — Вы, мужчины, иной раз как дети малые. Один начал, другой продолжил, и оба хороши. Делать тебе больше нечего, как за маленьким енотиком гоняться! Обалдуй!
От такого обращения со стороны обычной женщины к самураю Нобу поперхнулся и закашлялся, чем привлек к себе внимание.
— Хватит! Потом поговорим. — Синоби поднял руку, призывая к молчанию, и смерил Нобу холодным и оценивающим взглядом. — А что скажешь по поводу его?
Тон, которым он говорил, не понравился Нобу. Так говорят о не слишком-то нужной вещи, которую жалко выкинуть.
Нужно перехватить инициативу. Как это делал Акио на переговорах.
— Я готов обсудить условия сотрудничества. — Это получилось совсем не так солидно, как он надеялся, хоть Нобу и пытался скопировать интонации старшего брата.
— Хороший мальчик, — умилилась женщина. — Но молодой и глупый. Пороть.
— Пороть самурая? — Господин Абэ негромко засмеялся. — Ну и идеи у тебя, тетушка Сагха!
Женщина философски пожала плечами:
— Хорошая порка еще никому не вредила. Я тебе скажу: лучше один раз потерпеть и подумать над своим поведением, чем всю жизнь дураком мыкаться.
Несмотря на то что пребывание в яме заставило Нобу пересмотреть свои представления об унижении, он почувствовал себя оскорбленным этим диалогом.
— Я требую объяснений! — Это прозвучало слишком пафосно, но зато привлекло внимание, как он и хотел. — Вы спасли меня, значит, я зачем-то вам нужен. И я требую уважения!
Господин Абэ сощурился.
— Ты — никто. Ничтожество, которым дорожит даймё Такухати. Поэтому ты попал в яму, поэтому мы тебя из нее вытащили. Хотя я бы на месте твоего брата и его невесты оставил тебя там, после того как ты сдал его шавкам сёгуна.
— Что? Я?! Да я… — От возмущения Нобу так оторопел, что даже не сразу нашелся что ответить.
— Конечно ты. Нашел где язык распускать — в «квартале ив и цветов»! Ты разве не знаешь, что все девки, от дешевых шлюх до элитных гейш, сотрудничают с тайной службой?
Задыхаясь от возмущения, Нобу вывалил синоби все, что знал по поводу брата и его любимой гейши, которая, конечно, и сдала Акио. Именно она, иначе просто быть не могло! Он цеплялся за эту мысль, как утопающий цепляется за обломки корабля во время бури.
— Девка, говоришь? — насмешливо спросил господин Абэ. — На Эссо? И как она с Эссо связывалась со службой безопасности?
— Не знаю! — запальчиво выкрикнул Нобу. — Это не важно!
— Да ну… — Улыбка синоби стала неприятной. — И эта же девка опоила тебя в «Медовом лотосе»? И стражу тоже она позвала?
Нобу зажмурился. Вспомнился вечер перед арестом, ласковая улыбка Уме, странный травяной запах чая…
Нет! Это не может, не должно быть правдой! Это кто-то другой, не она!
Потому что если она, то Нобу — дурак и предатель, на счету которого жизни верных людей. И жизнь собственного брата.
Он даже всхлипнул от ужаса перед неминуемым осознанием своей ошибки.
— Хороший мальчик, — добродушно прокомментировала тетушка Сагха. — Но глупый. Пороть!
Скрип тюремной двери вырвал его из забытья. Пленник медленно поднял голову и при виде визитера растянул губы в дерзкой усмешке:
— Давно тебя не было.
Голос прозвучал сипло, еле слышно — голосовые связки еще не восстановились, — но не дрожал. И это понравилось Акио.
В последние дни что-то изменилось. Даже боль перестала быть такой мучительной, словно отошла куда-то в сторону. А может, он привык.
И теперь у него были сны. Наполненные счастьем, глоток свежего воздуха в непрекращающемся кошмаре заполненных пытками дней. Порой Ледяной Беркут вспоминал их и улыбался блаженной улыбкой, а мастер-палач прекращал пытку из опасений, что пленник сойдет с ума.
Акио уже знал, что выиграл эту битву. Время, отпущенное на дознание, приближалось к концу, еще немного, и Ясуката должен будет предъявить на суд равных «предателя», а у него нет ничего. Ни доказательств, ни подписанного признания.
Иногда Ледяной Беркут даже беззвучно смеялся от этой мысли. И младший палач при взгляде на его лицо вздрагивал и ронял щипцы.
В последние дни палачи больше не навещали его. Приходил только лекарь; смазывал раны и ожоги, вправлял кости в сломанных пальцах так, чтобы они срастались правильно.