Зачем вообще младших ко двору Ильдани сманил? Не было бы сейчас старику беды. А у Бертольда Ревинтера — лишнего врага. Эдингем бы в «Горячей Кружке» штаны не просиживал. У Гамэля разносолами не давился…
Въезжая на мост, Алан про себя поежился. Реальных врагов он не боялся. Ну, почти…
Но в этом сумрачно-черном тысячелетнем чудовище есть что-то… потустороннее, что ли? Будто давно дремлющая сила. Как в том богатыре из легенды, что спал-спал, а потом ка-ак встал…
Что за глупости, Эдингем? Чего ты вдруг — как старая бабка?
Он, не оглядываясь, пересек мост. Кто вырос в таких памятниках былому — может, и лучше их переносят. А у нормальных людей голова кружится.
Теперь осталось отдать вдруг заволновавшегося (нашел время!) коня подоспевшему герцогскому слуге. Оставить эскорт во дворе. В сопровождении солдат в чёрно-багряных цветах пересечь каменные плиты двора. И ступить на первую из древних винтовых лестниц…
2
Мебель в темных тонах, дорогие восточные ковры. В серебряной раме зеркало — во весь рост.
Сплошное сочетание роскоши и простоты. Всё — почти как дома, в Илладэне.
Почти. Внешне.
Выгляни в огромное окно — там жалостливо чернеют стволы и ветки сада. А за высоченной оградой сдержанно шумит улица Лютены.
Очень сдержанно. Как и положено в приличном районе. Хоть во свою ширь окно распахни — толком ничего не расслышишь. Как и тебя. Ори — хоть заорись.
А выйдешь из комнаты — наткнешься на очередную бесстрастную рожу дядиного холуя.
Вот только — не выйти. Комнату герцогини Илладэн отпирают лишь к завтракам-обедам-ужинам, появлению служанок или прогулкам в навевающем тоску саду. Всё еще заснеженном.
И всегда рядом — десятка полтора вооруженных блеклолицых статуй. За дверью комнаты или у соседних деревьев.
Только это. И память.
Воспоминания, воспоминания, воспоминания… Неужели отныне они — всё, что осталось? Только закрывать глаза и представлять лица Кармэн, Виктора, Грегори, Арабеллы… Изо дня в день. Чтобы не помешаться — с тоски и отчаяния.
Неужели ничего хорошего уже не будет? Никогда?
Перетопчутся! Элгэ выжила в лапах Гуго — и здесь не пропадет!
Герцогиня Илладэн резко поднялась с резного кресла мидантийской работы. Надоело — не меньше прочей обстановки.
В сторону — прихваченную еще из монастыря книгу о боевых искусствах Востока. Всё равно не читается.
Настанет день — и они заплатят сполна. Все! Его Величество, Регенты (кроме кардинала!) и в первую очередь — дядюшка Валериан…
Конечно, понимает. Не Александра же обо всех позаботится.
С Элгэ говорили как со старшей, а ей было десять лет. Целых десять. На четыре года старше Диего.
Она задавила в себе горе, и оно застыло внутри. Оно сделает ее холодной и сдержанной. Помешает ответить на любовь и участие Кармэн. И не даст времени и сил уловить фальшь в голосе дяди Валериана. Если она там была.
Слишком много воды утекло с тех пор, как маленькая девочка слушала сочувственную ложь малознакомого родственника. И знала, что нельзя плакать. Она ведь уже почти взрослая.
Время стерло из памяти выражения глаз и лиц. Во имя Творца (с которым Элгэ еще не разобралась — верить или нет), причастен ли граф Валериан Мальзери к смерти ее родителей⁈ И насколько?
Почему она не пыталась разобраться в этом прежде? Почему тянула столько лет? Ведь были шансы отомстить!
Почему Элгэ так боялась довериться новой семье? Так страшилась, что любое неосторожное слово погубит Диего? Он-то ведь остался у дяди. И если Валериан Мальзери — действительно убийца, то что его остановит перед…
Неужели Кармэн не помогла бы? Алексис бы не помог? Змеи побери, он — единственный мужчина в жизни Элгэ (не считая родного отца и кардинала), кто столько сделал для нее бескорыстно!
Если б не смерть родителей — их дочери никогда не оказались бы здесь. Алекса не пережила бы такого кошмара!
Нет, дядя Валериан умрет вторым. Первым — Гуго Амерзэн! Долги родных платят прежде своих.
Пленница медленно подошла к серому окну, любуясь голыми деревьями. Так сиротливо мерзнут в лютенских сугробах, бедняги.
Ничего, унылый снег растает! И даже раньше, чем в окрестностях подлого замка Адор.
Замечательно. Сразу вспомнилось, кто отправится в Бездну Вечного Льда и Пламени третьим!
Итак, что мы имеем?