Так, Димыч, похмелье это хреново, но нужно сосредоточиться и разложить все по полочкам. Значит так, что мы имеем: Первое – похмелье жуткое. Это минус. Второе – две бабы дико красивые и готовые за меня всех порвать. Это плюс. Третье – вчерашняя благосклонность императора и хоть какое-то представление о том, что вокруг происходит. Наверное, плюс. Четвертое – и на кой черт, спрашивается, он выстави меня за двери? Конкретный минус. Я, конечно, плохо помню финал банкета… Император попрощался со мной и удалился, а девочки потащили меня в опочивальню… Оппа! Я опустился на стеклянный бордюр.
– Девочки, кхм-м-м… Это… Вчера было что? А? А вы зубы после ужина чистили… А-то как представлю… Ну что ж молчание тоже ответ.
Да впрочем, какая разница. Есть заботы поважнее. Своими действиями Достоевский, то есть император дал понять, что вчера была лишь минутная слабость, ностальгия. Землячество и все такое. Дела державные превыше собственных. Слово свое он отчасти сдержал – я свободен. Мои коллеги по-прежнему в заточении и ничего хорошего их не ждет. Император не знает пощады к старым врагам.
Меня пнули под зад.
Девочки в одно мгновение превратились во взведенные пружины, готовые распрямится, и распотрошить обидчика хозяина, потом достать ритуальные чаши и жахнуть еще теплой кровушки за его здоровье. Фу гадость какая.
Черный мундир попятился к городским воротам, не сводя глаз с улыбок карателей.
– Что герой, сцыш когда страшно, – пробормотал я, поднимаясь на ноги, и положил руки на плечи девушек. – Спокойнее. Не заводитесь. Еще будет повод.
Передо мной тянется к небу хрустальная крепостная стена. Сквозь полупрозрачную толщу угадывается утренняя суета просыпающегося города. За спиной вьется к горизонту дорога, сливаясь на грани земли и неба с водной гладью. Заливаются в вышине голосистые птицы, встречая восходящее солнце. Что-то мелкое и незаметное прошуршало в траве у моих ног и тут же скрылось во рту одной из девушек.
– Ну вы даете, – сглотнул я. – Подножный корм… Мне тут плохо… тошинит… А вы гадость всякую трескаете. Фу!
Из ворот показалась крытая телега запряженная парой гнедых. Я проголосовал. Транспортное средство остановилось, и на нас уставились две пары глаз. Не знаю, что подумал толстый купчишка в пестрой одежде и его не менее толстая и пестрая супруга при виде оборванца в сопровождении карателей… В общем мы поехали.
Цокот копыт, покачивание и поскрипывание неумолимо тянули мою тяжелую голову к душистому сену, устилающему телегу.
– Ну и что мне с вами делать? – пробормотал я. – Я сам не знаю, куда себя деть и как поступить, а тут еще и вы. И ребят потерял… Эх, Дайлушка… Я даже Прыща рад был бы слышать…
Словно почувствовав душевную боль, девушки легли рядом и нежно обняли меня. Сразу стало так тепло и уютно. Нет, я больше не воспринимал их как женщин. Скорее две мурчащие кошки, прильнувшие к хозяину.
У купчишки аж слюна по подбородку потекла, и глазенки похотливо заблестели. Почувствовав слабину, лошадок потянуло в сторону, к зеленой травке, и телега запрыгала по камням. Супруга одарила муженька презрительным взглядом, отвесила увесистую затрещину, и отобрала вожжи. Почесывая затылок, купец отвернулся, но раз за разом исподтишка, чтобы сатрап в юбке не видела, косился на прелести девушек.
Я его понимаю. Сам недавно… пока не познакомился с их гастрономическими пристрастиями. Охолаживает.
Одна из девушек чуть улыбнулась. Самую малость. Толстяк стал белее мела, и тут же отвернулся и придвинулся поближе к жене.
Почувствовав, что что-то давит мне в бок я зашарудил рукой в сене. Ничего. Ага, вот оно.
– На билет домой, – мрачно сказал я, разглядывая позвякивающий мешочек, извлеченный из внутреннего кармана. – Вот только туда не ходят поезда и не летают самолеты.
Видать император напоследок сунул. Шурави. Майор хренов, вышвырнул меня как пса шелудивого. Чтоб под ногами не вертелся. Авторитет не портил. Он друзей моих получил, а я так, довесок. Так при Совке было. Хочешь купить хорошую книгу, так обязательно с ней в довесок идет какое-нибудь вязание крючками или техника махания граблями. Я как-то к Азимову в придачу был вынужден купить «Секреты выращивания бобовых культур». В то время я готов был купить даже вышивание крестиком, чтобы добраться до очередной книги кумира. Вот и выходит, что я – то самое вышивание крестиком. Грустно. И ребят жалко.
–
И снова я на перекрестке двух дорог и взирает на меня деревянная лосиная голова. Занавеса пыли спрятала отъезжающую попутку. Я махнул им на прощание. Купчишка было дернулся в ответ, но тут же был огрет по загривку крепкой дланью морали и семейных устоев.
– Как насчет перекусить? – поинтересовался я у приводящих себя после валяния в соломе девочек. Жесты оказались понятнее, и они согласно кивнули головами. Быстренько заплетя пышные гривы в более практичные косы они пучками травы протерли друг дружке доспехи. На таких фигурах что доспехи, что бикини все едино. Смотришь и восхищаешься. Сказать «неземная красота» – банально, а других слов не находится. Поправив ножны за спиной, они кивнули.