Путь голема

Крыса! Так быстро! Они уже тут. Сейчас раздастся многоголосый писк отраженный каменными стенами, вспыхнут в темноте сотни злобных глаз, блеснут острые, словно бритвы резцы и тут же окрасятся кровью… Моей кровью. Во рту появился сладкий привкус. Сердце заколотилось в груди, а ноги стали ватными.

Неужели это все? Так глупо…

— Мама, — неожиданно для самого себя громко проблеял я в темноту. — Где Я? Может я умер?

— Хороший вопрос, — сказала темнота и глухо чихнула. — Хороша побудка. Ну и вонь! Ад! Вот какой он! Темный и зловонный. Грехи наши…

— А-а-а, — не то перепугано, не то устрашающе завыли с другой стороны, — не хочу, чтобы вот так! Не-е-ет! Будь все проклято! Я так мало жила…

— … и благие деяния … Мы… стоим перед тобой, ожидая милости… и покорны суду твоему…

— Мэтро, мать твою, — прошептали позади меня дрожащим голосом. — Год две тысячи тридцать третий от рождества Христова. Я так и не смог до конца ее пройти. Капец нам! Это реал!

— … не всегда поступали мы по правде и совести… разве что только не убий… с остальными… ну не удержался, она такая… такая была… ну не смог я по-другому. Да взял, взял я их. Тощий конверт был но взял… Каюсь!

— Ненавижу, всех ненавижу, — хлестал по ушам пронзительный вой. — Из-за вас! Все из-за вас! Ненавижу!

— Минуточку, пожалуста, — изрек хрипловатый спокойный голос. — Спокойнее. Я почти достал… Застряла. Тащу, тащу… Есть!

Тьма взорвалась светом. Яркое пламя резануло глаза, и породило сборище страшных теней, протянувших ко мне руки. Жуткие сгорбившиеся тени шевелили длиннющими скрюченными пальцами, тянулись ко мне.

Перепугано завопив что-то о душах умерших неприкаянно блуждающих в вонючей темноте заброшенных канализационных колодцев я со всех ног бросился бежать. Так и не успев набрать приличную скорость, я встретился с чем-то незыблемым и твердым.

— А комната-то круглая, — прошептал я, теряя сознание.

–

— Харош загорать! — Меня пнули в бок. Несильно так, любя. — Перепугал нас всех чуть ли не до смерти. Орешь в темноте как дурной. Смуту разводишь. Людей вот на дурные мысли потянуло. В религию потянуло, грехи пересчитывать стали, но пальцы закончились. А ЭТА нас во всех смертных обвинила. Ну как всегда, все мужики сволочи, а она пушистая, блондинка и в пятый раз все еще девушка. Помнишь анекдот про ежика и белочку. Как он ей сказал — если бы я знал что ты такая… ну в общем, порядочная я бы тебе туда змейку вшил. Меня чуть кондратий не хватил от такого вопля. Лежу, думаю о смысле жизни и роли баб в ней, никого не трогаю, слышу — кричат. Ты в следующий раз с голосом поосторожнее, Джельсомино ты наш.

Открыв глаза, обнаруживаю стоящих вокруг меня коллег. Трепещущий огонек бензиновой зажигалки в руке Ильича отражается в стеклах очков бледного как мел Прыща. Прыщ, он такой, все чувства, в том числе и страх, пытается спрятать за громким смехом и плосковатыми шутками.

Чуть в стороне Лиля вжалась в Тимоху, словно пытаясь спрятаться от пляшущих на стенах теней.

Крохотного язычка пламени еле-еле хватает, чтобы осветить каменный мешок, но его достаточно чтобы стены превратились в театр злобных теней.

Надо же. Хорошо, что сумрак скрыл мои покрасневшие щеки. Это всего лишь тени моих коллег… и голоса тоже их… А я словно заяц в кусты, то есть в стену. Стыд и позор. Надеюсь хоть оправдание какое-нибудь придумать смогу. Засмеют ведь… Может и прозвище прицепится… Хотя, чего это я, повод пока есть — никто еще не сказал где мы.

Причудливые силуэты, теперь уже совсем не страшные, а скорее смешные в своей уродливости, словно тянут к нам кривенькие лапки, танцуя в такт еле слышимым барабанам.

— Что это? Вы слышите? — прошептала Лиля, точно птенец, выглянув из мощных объятий Тимохи.

— Там-тамы, — ответил Прыщ, — справедливая ты наша и ухастая. То есть ушастая. В смысле не ухи лопоухи, а со слухом порядок. Я сам только недавно почувствовал ритм. Раньше казалось просто гулом. На мантры похоже. Мне такое музло думать помогает.

— Где там? — глянул на него Тимоха, бережно прижимая девушку.

— Кто там?

— Ты сказал там-там.

— Не там, а здесь. То есть барабаны такие. Понимаешь, Тимоха, в них бьют там-там, а слышно здесь-здесь, — без тени улыбки пояснил Прыщ.

— А-а-а-а, снова шутишь, — морща лоб, протянул Тимоха.