Путь Грифона

– Не за что. Любопытный у вас с маршалом бывший сослуживец. Ничего не скажешь…

– А это откуда? – спросил Сергей Георгиевич и указал рукой на аккордеоны и баяны, в футлярах и без, числом не меньше двух десятков, стоявшие буквально везде. Даже на полу.

И на ещё одном большом столе и на камине оказались инструменты качественной итальянской и немецкой работы.

– Подарки маршалу, – пояснил Бедов. – Как узнали, что Георгий Константинович играет немного для себя на гармошке, так и стали дарить. В Германию вошли – каждый день новый тащат. Уже и не знаем, куда их складывать. Я, как могу, отбиваюсь – всё равно несут. Надо будет, наверное, отправить в какую-нибудь нашу музыкальную школу.

– Инструменты такого качества – уровень консерватории, но никак не музыкальной школы.

Суровцев искренне удивился неожиданной музыкальности Жукова. «Что это значит? – думал он. – Неужели кто-то подсказал маршалу, что музицирование удивительным образом помогает сохранять свежую голову при чрезмерных умственных нагрузках. Или же Жуков интуитивно почувствовал, что игра на музыкальных инструментах снимает умственное напряжение и является своего рода массажем для мозга?»

Георгий Константинович появился почти сразу после этого короткого разговора. Был он навеселе. За руку, молча, поздоровался с генералом. Совсем не удивился тому, что тот был в гражданском костюме. По всему было видно, что не слишком он удивился и вероломству бывших союзников. Ему было решительно всё равно, с кем воевать. Опираясь кулаками в стол, полководец только переводил взгляд от документа к документу. Сверяясь с картой, несколько раз всё же притронулся к стопкам с машинописным текстом.

– Переводить лично времени у меня не было, товарищ Маршал Советского Союза. Скажу главное: окончательный вариант датирован двадцать четвёртым мая. Восьмого июня, по имеющимся у нас данным, с планом работал премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. Им наложена резолюция, содержание которой нам не известно.

Жуков едва заметно кивнул. Ещё какое-то время стоял, точно нависая над столом. Наконец выпрямился. Вздохнул. Присел на стул с высокой, громоздкой, резной спинкой. Долго, молча, смотрел на Суровцева. Понимая, что молчание полководца является следствием напряжённой работы мозга, нежели отсутствием желания разговаривать, Сергей Георгиевич отвёл свой взгляд в сторону. В очередной раз его внимание привлекли музыкальные инструменты.

– А не замечали, что голова лучше работает, когда время от времени музицируешь? – спросил он маршала, изучая один из аккордеонов.

Жуков ответил не сразу. Помолчал.

– Может быть, что и да, – произнёс он задумчиво, – хотя скорее наоборот – отдыхает голова, когда по кнопкам тычешь.

– В одной психиатрической клинике в Сибири до революции, – стал рассказывать Суровцев, – был оркестр народных инструментов. Один профессор-медик создал. Сам в этом оркестре играл, сам же и дирижировал. Как только над ним не потешались! Кто-то и в жестоком обращении с больными обвинял. А профессор, знай себе, новые пьесы с ранеными и с сумасшедшими разучивает. Ещё и хор из пациентов собрал. Рассудок, конечно, ни к кому не вернулся, а вот речь после черепно-мозговых ранений возвращалась. Почему – непонятно.

– Век живи – век учись, – проговорил Георгий Константинович. – Как считаешь, решатся ударить? Или побоятся? – перескочил он на тему, занимавшую его сейчас всё же куда больше, чем вопросы связей деятельности мозга с мелкой моторикой пальцев рук.

– Думаю, что не решатся. Они не те ребята, которые любят рисковать…

– Побоятся, что мы против Японии на их стороне не выступим? – спросил Жуков.

– Главное в том, что такой сильной армии в России ещё никогда не было, – ответил генерал.

– Это да. Мне сейчас перегруппировку войск провести, не поверишь, – сутки работы. Я даже театр военных действий зачем-то месяца два тому назад весь несколько раз пересмотрел. Здесь и воевать-то неинтересно. Ни тебе болот, ни тебе рек больших. Дорог шоссейных больше, чем тропинок в иной помещичьей усадьбе… Не дорожная сеть, а парковая планировка. Те же Альпы, после Суворова, не бог весь какая защита. Воюй – не хочу! Будь моя воля, я бы их сам спровоцировал на нападение… А потом насовал бы им по первое число… Нет, не ударят, – не скрывая, как показалось Суровцеву, сожаления сделал свой вывод полководец.

Жуков несколько раз прошёлся по просторному залу. Постучал костяшкой пальца по пустому шлему рыцарских доспехов.

– Чем думали, когда в Россию шли? – спросил он у полого внутри рыцаря. – Вернулся к своему гостю. – Мы на днях не то что командно-штабную игру перед наступлением проведём, мы командно-штабные учения на местах организуем. Вот как воевать теперь будем! Мечты сбываются! – задорно закончил Жуков свою тираду. Перехватил взгляд Суровцева, опять рассматривавшего один из аккордеонов. – А не слабо чего-нибудь сыграть? Бери любой, какой на тебя смотрит, – указал он на инструменты, стоящие вокруг.