Путь Грифона

На приёме в Кремле, на котором накануне введения погон устроили показ образцов новой формы, Жуков чуть ли не единственный из присутствующих маршалов и генералов высказался против погон. Что это было с его стороны? Возможно, демонстрация своего особого мнения. А может быть, и искренняя ненависть к старой армии, воплощённой для него в личности его первого командира – унтер-офицера Бородавко. Которому когда-то вместе с Соткиным они устроили «тёмную».

– Суровцев говорит, Паулюс, когда его в генеральской форме увидел, в меланхолию впал.

– Чует сучий сын, что наша берёт. Ну, где твой Суровцев?

– В Красногорске. Уже едет.

– А без него никак нельзя на документы взглянуть?

– Нет. Так уж сложилось. Он мне по наследству от Шапошникова достался. Под него и создали в оперативном управлении целый отдел. Но оно и правильно. Кому-то надо сводить воедино данные всех разведок. Дезинформацию вообще нужно готовить централизованно. Чтобы у немцев в этом вопросе расхождения в восприятии не возникало.

– Что Паулюс рассказывает?

– Вот сам Суровцева и спросишь.

– Спрошу. Ты можешь себе представить, я его с шестнадцатого года знаю.

– Кого? Паулюса?

– Суровцева.

– Это как так?

– А вот. Он меня к солдатскому Георгию представлял. Сам и вручил.

– Ты смотри. Чего только в жизни не бывает! И в каком же он тогда был звании?

– Помнится, в капитанах ходил.

– А то что у Колчака он уже генералом был, ты знаешь?

– Шутишь, – в свой черёд удивился Георгий Константинович.

– Какие шутки! А потом ещё и у Будённого воевал.

– Удивил ты меня, Александр Михайлович. Очень удивил.

– Так и сам в своё время удивился.

– А что за история у него с Мехлисом приключилась?

– История забавная, – с улыбкой ответил Василевский. – Лев Захарович решил по обыкновению «подровнять генерала». А тот даже и не понял, кто перед ним. Комиссар да комиссар… Хоть и корпусной. Да ещё и хамит генерал-лейтенанту, представителю Ставки. А с Суровцевым автоматчики из НКВД. Ну и закончилось дело «стой, стрелять будем!». Ещё и очередь из автомата дали поверх головы. Мерецков рассказывает, товарищ Мехлис чуть в штаны не наложил.

– Хорошо, – рассмеялся Жуков. – Хоть кто-то нашёлся, кто ему, псу, место указал…

В ожидании генерала маршалы разговорились. Вспоминали Гражданскую войну. В который раз, не без радости, удивляясь, что оказались именно в Красной армии. Их личный опыт в изобилии давал примеры столкновений и стычек с подобными себе офицерами и унтерами, воевавшими по другую сторону фронта.

– И ты представляешь что, – продолжал свой рассказ Жуков, – я его нагоняю, чтобы рубануть, и не замечаю, что он шашку левой рукой перехватил. Я уже и замахнулся. А он чуть приостановил коня и с левой переписал мне поперёк груди – я из седла колодой и вылетел. На простой казачий приём, как мальчишка, попался. Полушубок, сука такая, аж до нательной рубахи рассёк. Если бы не мой ординарец, дорубил бы, нечего делать… Грудь потом месяца три ныла…

– Разрешите? – спросил, входя в кабинет, Суровцев.

Двадцать километров из Красногорска до Москвы генерал преодолевал ровно час. Может быть, в другой раз начальник Генерального штаба и отчитал бы подчинённого за нерасторопность, но сейчас не стал этого делать. Лишь заметил:

– Ждать себя заставляете, товарищ генерал.

– Виноват, – без пререканий и разъяснений повинился Суровцев.

Жуков предпочёл не вмешиваться. Он с интересом наблюдал за своим бывшим начальником по царской армии и нынешним сотрудником оперативного управления советского Генштаба. В последний раз он видел его в приёмной Сталина летом 1941 года.

Был Суровцев тогда без знаков различия и только что вышел из кабинета Сталина, где, так получалось, беседовал с вождём наедине. Узнали они тогда друг друга сразу, но у обоих хватило ума не выдавать своё давнее знакомство. Тем более в присутствии начальника разведки НКВД Фитина и секретаря Сталина – Поскрёбышева. Теперь Суровцев был иным. Не знай Жуков его биографии, мог бы поразиться и выправке и внешности генерала. Как ни странно, погоны, почти старорежимного образца, не вступали в его внешности в противоречие с советским орденом Красного Знамени и совсем уже современным орденом Александра Невского на груди. И даже юбилейная медаль «Двадцать лет РККА» не казалась несуразной на генеральском кителе с погонами, с первоначальными обладателями которых и сражалась рабоче-крестьянская Красная армия.

– Докладывайте, – приказал Василевский.

– Товарищ Маршал Советского Союза, во время вашего отсутствия по линии агентурной разведки получены сведения чрезвычайной важности. Учитывая секретность и абсолютную конфиденциальность информации, работали с ней только Верховный главнокомандующий, начальник оперативного управления генерал Антонов и я. Вот документ. Прошу ознакомиться.

Суровцев достал из папки несколько листов машинописного текста и аккуратно разложил их на столе. Чуть больше часа тому назад из этой же папки он доставал другие бумаги, чтобы показать их Паулюсу.