Путь ярости

Хардинг пожал плечами. Масловский украдкой поморщился. Информацией о положении дел в зоне конфликта он владел в полном объеме. Кадровых российских соединений там действительно не было. Президент Украины с трибуны Евросоюза может сколько угодно махать российскими паспортами, якобы конфискованными у пленных и мертвых – у знающих людей это вызовет лишь улыбку (у солдат нет паспортов). Российские военные прибывали как добровольцы, и их рассредоточивали по разным подразделениям. И это еще полбеды. Настоящей напастью становилась сдача в плен украинских военнослужащих с их дальнейшим поступлением на службу к террористам. Каким калачом их туда заманивали, непонятно, но многие из этих отщепенцев под воздействием пропаганды сепаратистов воевали не за страх, а за совесть и становились злейшими врагами молодой украинской государственности. И не только рядовые да младшие командиры. Бывший помощник министра обороны Украины генерал-майор Александр Коломиец перешел на сторону презренных террористов, о чем и заявил на своей развернутой пресс-конференции в Донецке, где обливал украинские власти отборной грязью! Последняя должность этого ренегата в оборонном ведомстве – старший аналитик Вооруженных сил. Вроде не важная птица, но информацией владел обо ВСЕМ. Этот тип, кстати, и был одной из мишеней погибшей группы Салливана – ее собирались перебросить в Донецк. Он будет мишенью и группы Хардинга – впрочем, не сразу, а после выполнения заданий на Луганщине. Понятно, что всю информацию он уже слил, но хоть другим неповадно будет!

– А вы, уважаемый, чем можете похвастаться? – обратился Хардинг к сухощавому невысокому мужчине. Тот стоял с поднятой головой и спокойно, как-то даже с юмором смотрел ему в глаза. – Ваши имя и фамилия? – Он почувствовал невольный интерес – этот субъект не был похож на заурядного украинца, он явно выбивался из «контекста».

– Водзимеж Гомарек, – надтреснутым голосом, немного картавя, произнес мужчина. – Я из Кракова. Служил в спецназе польской полиции, потом двенадцать лет занимал пост священнослужителя в католическом храме Святой Девы Марии, имел вторую степень священства. – Он неплохо говорил по-русски – во всяком случае, его речь прекрасно понималась.

– Святой отец? – изумился Хардинг, переглянувшись с присутствующими. Те недоуменно пожали плечами. Разумеется, нелепо – поляк, да еще и священник. – А позвольте поинтересоваться, какими судьбами вы оказались на этой войне? Вы не перепутали противоборствующие стороны?

– Неисповедимы пути Господа, сын мой, – ровным голосом отозвался Гомарек. – Ты же не хочешь, чтобы я пространно источался о своих убеждениях, в которых ты все равно ничего не понимаешь и не поймешь, будучи человеком без морали и принципов?

– Каждому свое, святой отец. – Хардинг невольно усмехнулся. Мораль и принципы – дело, безусловно, муторное, а ценности он признавал только семейные, всячески дорожа своей семьей в далекой Оклахоме и плюя с высокой телебашни на все остальные семьи. – И все же, если не секрет, – вы воюете за убеждения?

– Разумеется, – кивнул Гомарек. – Я не приемлю фашизм в любом его проявлении, даже если он прячется под личиной приверженности западным ценностям. Я не приемлю отступлений от христианской морали – а уничтожение мирных городов и мирных жителей – не совсем по-христиански, согласитесь. К чему эти разговоры, достопочтенный сэр? Нам никогда не понять друг друга, мы слеплены из разного теста. Вы же не планируете сегодня исповедоваться или замаливать грехи? Делайте, что считаете нужным. – Священник прекрасно понимал, что должно произойти через несколько минут, и готов был это принять с христианским смирением.

– Мог бы с вами поспорить, святой отец, – ухмыльнулся Хардинг. – И даже опрокинуть чарку-другую в приятном теологическом споре. Но мы действительно собрались не для этого.

Шестой ополченец угрюмо смотрел ему в глаза. Рослый плечистый парень лет двадцати пяти, с выразительным скуластым лицом и короткой стрижкой. Неплохой, видимо, боец, – мысленно отметил Хардинг.

– Хэллоу, молодой человек, – сказал он.

– Да пошел ты, – сказал ополченец и сунул Хардингу под нос сжатый кулак, из которого со щелчком выстрелил средний палец. Экспрессии оказалось мало – парень ударил ладонью левой руки по сгибу локтя правой, и этот жест вышел даже более доходчивым. Хардинг поджал губы – никакого воспитания у этих варваров.

– Александр Голубев, Санкт-Петербург, сержант ВДВ в запасе, – процедил ополченец.

– ВДВ… – наморщил лоб Хардинг, пытаясь вспомнить слово, которое он уже где-то слышал. – Что такое ВДВ?

– Воздушно-десантные войска, дубина ты некультурная. – Десантник оскалился. – Российская Федерация, слышал о такой?

– Российская Педерация… – ухмыльнулся Паскевич и отвернулся.

– Вот, пожалуйста, – обрадовался Масловский. – Вот вам и российская армия, господа. Явно контрактник, состоит на действительной службе и рядится под обычного так называемого ополченца.

– Теперь я спокоен, – ухмыльнулся Джерри.