Путь ярости

– Вот и славно. Молодец, капитан, объявляю благодарность – и твоим соколам тоже. Возвращайтесь на базу, через полчаса нас ждет полковник Порохов. У нашего любимца, похоже, есть тема, которой он хочет с нами поделиться. Извини, капитан, – сменил тон Шубин, – не хотел, не мной придумано. Вызывают меня, тебя и начальника разведки Варгина. И именно сейчас, а не утром, не в выходные…

– То есть вместо того, чтобы ехать спать с чувством выполненного долга, надо куда-то хлебать киселя и обзаводиться свежим геморроем? – расстроился Никита.

– Ты схватываешь на лету, – похвалил Шубин. – Утешься тем, что высокое начальство вызывает не только тебя. Выполняйте приказание, товарищ капитан. – Комбат отключил связь.

Глава 5

Утро в поселке Верховец выдалось зябким, туманным. Воздух насыщала мелкая изморось. Из сизой хмари выплывали кособокие замшелые избы, дощатые заборы. На проезжей части кое-где сохранился асфальт – вспученный, покрытый трещинами. Было пять утра, ночь сопротивлялась утру, небо покрывала сплошная мрачная серость. Ночь, в отличие от предыдущих, выдалась холодной, с полуночи моросил мелкий дождь, который только недавно закончился. Поселок еще не проснулся, лишь у 45-го дома на улице Колхозной наблюдалась какая-то активность. Фактически дом находился в центре поселка, но улица Колхозная упиралась в неухоженное озеро, заросшее болотной травой, и последний дом на этой улице стоял особняком. Пробраться к нему можно было узкими переулками, отходящими от центральной улицы. От соседей двор закрывали рослые постройки, с другой стороны был овраг, с третьей – свалка. Во дворе хозяйничал громадный волкодав, безукоризненно выполняющий команды хозяина. Пожилой мужчина в кожаной жилетке – коренастый, с квадратной безволосой головой и цепкими глазами – возился во дворе, перекатывая пустые бочки от одного сарая к другому. Столь ранний час для хозяйственных работ его не смущал. Видно, верил в пословицу про бога и того, кто рано встает.

Послышалось приглушенное гудение. Мужчина насторожился, прошел к калитке, вырезанной в воротах. Цыкнул на пса, и тот, поджав хвост, покорно полез в свою будку. Мужчина высунулся из калитки, убедился, что это та самая машина, кинулся открывать ворота. Во двор въехала пятидверная «Нива», заляпанная грязью. Впрочем, номер был вполне читаем. Четыре цифры, четыре буквы, а слева наклейка с символикой ЛНР, прикрывающая флаг Украины. Номер был из «важных», останавливать без причины эту машину не могли (хотя смотря на кого нарвешься). Пожилой мужчина торопливо запер ворота, вздохнул с облегчением. Двор в его владениях был выстроен грамотно. Рассмотреть, что в нем творится, можно было только с вертолета. Глухо заворчала собака, но предпочла не вылезать из будки. «Джейсон, свои», – проворчал хозяин.

Из «Нивы» выбрался невысокий жилистый субъект в штормовке и камуфляже (с той же самой символикой). Мужчины обменялись рукопожатием.

– Приветствую, Федор Николаевич, – произнес Паскевич. – Все в порядке?

– Твоими молитвами, Вадим, – проворчал хозяин. – Ты один?

– Остальные пешком должны добраться. Думаю, где-то на подходе. Я их высадил под Кузьминкой, они лесом пошли, а я окольными дорогами с перекурами добирался. Калитку оставь незапертой, псу пасть заткни, чтобы не гавкал. И загони машину в гараж, чтобы не маячила тут на юру. В ней оружие.

– Что за публика, Вадим? – Мозиляк Федор Николаевич – верный сын своего отца, до последнего вздоха воевавшего под знаменами УПА, – смотрел на сообщника исподлобья, с вопросом.

– Американцы, мать их, – фыркнул Паскевич. – Заносчивые неприятные субъекты. Лично бы пристрелил, но нужны они нашей власти. Хорошие спецы, сносно понимают по-русски. Так что придется, Федор Николаевич, ломать себя через колено, выполнять все их прихоти и поменьше возникать. Уж постарайся, не подведи. Это на несколько дней, потом они уедут.

– Ладно, потерпим, – буркнул Мозиляк.

– Комнаты им приготовил?

– А чего их готовить, готовые они. Только извини, Вадим, тут тебе не «Хилтон» и не «Шератон», вода внизу, удобства во дворе. Не буду я им канализацию рыть.

– Дурень ты, батенька, – криво усмехнулся Паскевич. – Себе бы прорыл, а то всю жизнь таскаешься с тазиками и ведрами… Ладно. Есть еще кто-нибудь в доме?

– Дочурка моя, Василинка, – насупился Мозиляк. – Вон там ее хоромы, – кивнул он на окна, обрамленные наличниками.