Путь ярости

– Да пошли вы… – прохрипел парень и сам пришел в ужас от своей дерзости. Задергался, задышал с надрывом, а когда Лебеденко без комментариев приставил к его голове ствол АКС, чуть сознания не лишился.

– Вы не можете меня застрелить… – просипел он на прекрасном русском языке.

– Это незаконно? – удивился Лебеденко. – А сколько вы мирных жителей положили только за последнюю неделю – это законно?

– Молодой какой, – фыркнул Терновский. – Мамка на войну отпустила? Да еще и благословила на прощание: мочи, сыночек, всех этих недочеловеков направо и налево? Чего напрягся?.. А, извини, проклятый энурез…

– Ладно, – перебил Никита. – Хорош острить. Мы сегодня добрые. Будешь вести себя пристойно – не станем делать из тебя шашлык. Ты жив, парень, согласись, это знак, который послали тебе небеса. Но только вякнешь или откажешься говорить правду – и в твоей жизни произойдут серьезные перемены, гм… Это весь ваш отряд? – Он кивнул на разбросанные по поляне тела.

– Весь… Нас тринадцать человек…

– Кто командовал группой?

– Майор Галичук…

– Вот этот лось. – Терновский ткнул носком в перекрывшего русло ручья мертвеца. – Проходит по всем ориентировкам. Воевал в Афганистане в составе советского контингента, был в Ираке с украинским контингентом. Большой приверженец правого экстремизма. Имеются фотографии, как он возглавляет факельное шествие во Львове – экипировка и наглядная агитация участников шествия весьма и весьма недвусмысленные…

– Говорят, у шествия нет причин и нету следствия… – пробурчал под нос Семен.

– Имя? – нахмурился Никита.

– Валя я… – захныкал пленный. – Валя Загоруйко…

– Ладно, хоть не Котик, – скабрезно ухмыльнулся Копылов. – Юный партизан ты наш. Мобилизованный, какой же еще? Все так говорят. Насильно рекрутировали, отправили за кордон убивать невинных, но ты этого не хотел. Данную часть своей исповеди можешь смело опустить, дружок.

– Из Ждановки в котором часу ваши вернулись? – продолжал допрос Никита.

– Не помню я… Часа два назад… Мы спали уже. Галичук сам ходил. Злые вернулись, не срослось у них там что-то… Рычал, что утром будет ставить новую задачу, а сейчас всем спать…

– В вашем лагере жили трое иностранцев. Мужики и баба. Кто они?

– Так звідки ж мені знати… – От волнения «юный партизан» перешел на родную мову.

– Не врать! – рявкнул Никита, и парень сжался, испустил ударную волну страха, отчетливо попахивающую экскрементами.

– Хорошо, я скажу, я скажу… – заканючил теряющий остатки выдержки диверсант. – Но мы, правда, мало знаем, нам ничего не говорят… Не знаю, как их фамилии, бабу зовут вроде Барбара, а тех двоих – Смит и… – Пленный натужился, выдавливая комок из горла.

– Вессон, – пошутил Гончар.

– Харви… О, це же таке… – Загоруйко надрывно кашлял. – Их привели сюда позавчера, поселили отдельно, велели не приставать к людям, особенно к бабе… Борька Нечипорук мне по секрету сказал, что это американцы, снайперы из какой-то частной военной конторы. Их тайком переправили через кордон с важной миссией – вроде на машине с овощами, а отсюда переправят дальше… Поживут дня три в лесу, и их заберут… Не знаю, кто и куда, не знаю, какая у них миссия… Откуда мне знать, я простой солдат… Они с нами почти не общались, смотрели, как на каких-то плебеев, словно мы не люди… Баба вообще почти не разговаривала, только со своими иногда… Брезгливые какие-то, странные…

Загоруйко снова закашлялся, застонал от боли в сломанной ноге. Рассвет разгорался. Арена побоища представала в полной красе – до всех оттенков гримас на лицах мертвецов. На голову убитой женщины, ничуть не смущаясь, опустилась ободранная ворона. Посидела, потопталась и взлетела, подалась к ближайшему дереву.

– Ладно, мужики, – сказал Никита, доставая рацию. – Вечеринка по случаю Семиных именин закончена. Вызываем вертолет. Подготовьте этого упыря к транспортировке. В контрразведке его допросят более продуктивно. Важных птиц мы сегодня, похоже, кокнули, но расстраиваться не будем.

– Не упустили же, – улыбнулся Лебеденко, – нас про них никто не предупреждал.

Устали за ночь дико. Ополченцы волочили ноги к краю поляны – подальше от мертвечины и ее поедателей. Связанный Загоруйко остался возле костра, жалобно постанывал.

– На базу, мужики, сил моих больше нет… – виновато улыбался Семен, растягиваясь в траве. – За наградами, за славой. Может, дюлячек навешают, что не взяли заморских гостей живыми. Ну, уж извиняйте… Эх, выпил бы я сейчас немного… – мечтательно вздохнул Семен.

– Почему немного? – удивился Лебеденко. Семен задумался. Вопрос действительно был со смыслом.

– Вернемся – выпьем. – Копылов покосился на молчащего командира. – Грешен, мужики, заначил полкило белой и имею стойкое желание с ней разобраться самым циничным образом.

– Отстойно, – поморщился Семен. – Белую пили уже, надо двигаться дальше. Вот у меня текила в заначке и одна лимонка… в смысле, лимон. Кто больше?

– Без разницы, – отмахнулся Лебеденко. – Все равно, с какой холерой воевать.

– А я в завязке, – вздохнул Терновский. – Уже месяц ни капли.

– Серьезно? – изумился Семен. – Бес трезвости попутал, Серега?