Путь императора

Барабанный бой все убыстрялся. Словно отвечая ему, поднялся ветер, пламя факелов запрыгало, и четыре тени, отбрасываемые танцовщицей, переплелись в невероятном узоре.

Гул поднялся над окружавшей помост толпой. Словно сотня сердец вдруг забилась сильнее в одной груди. Барабанный ритм раскачивал толпу, заставлял ее взбухать, подниматься, как поднимается тесто, разминаемое сильными пальцами.

Нифру раненой птицей металась над помостом, и черные волосы ее казались красными в багровом свете факелов.

– Ах-ха, ах-ха,– пульсировало над площадью. Сотни ртов одновременно вдыхали и выдыхали ставший влажным и соленым воздух.

Небо разом почернело и осыпалось звездами. Кто их заметил? Никто. Женщина-птица высоко взмывала над крохотным деревянным помостом, рвалась вверх и падала беззвучно, и мощное «м-бан-нг» большого барабана радовалось ее падению.

Толпа прихлынула ближе. Если бы взгляды людей обрели плоть, их сила вознесла бы танцовщицу прямо в зияющее небо. Кожа Нифру горела от жара сотен жадных глаз.

Нифру двигалась так быстро, что казалось: вместе с ней кружатся и взлетают рожденные ее танцем аморфные прозрачные двойники. От них на маленьком помосте стало тесно, и гибкое тело Нифру безжалостно разбивало, разбрызгивало бесплотные силуэты.

Вдруг пронзительный крик потряс ночь. Нифру упала на колени, спиной к толпе, уронила голову вниз, и черные крылья волос раскинулись по помосту, а на узкой согнутой спине фетсианки возник падающий вниз сокол, а под ним – изумрудная, блестящая от влаги змея в золотой короне…

В последний раз грохнул барабан, Нифру упала грудью на доски настила – и тотчас Большой и Налус вспрыгнули на помост, заслонив распростершуюся на нем женщину. Большой взмахнул топорами, и наиболее ретивые из зрителей отпрянули назад. Налус подхватил мать на руки и унес во тьму за помостом. Большой медленно отступал назад, подбрасывая и вращая страшные топоры. Их лезвия казались окровавленными в красном свете факелов.

Настала очередь Тарто.

– Вот и все, добрые друзья и почтенные господа! – воскликнул он, становясь перед Большим. Отблескивающие огнем топоры летали прямо над его головой.– Хотите ли вы, чтобы мы не забыли к вам дорогу?

– Да! Да! Да! – закричали десятки голосов.

– Тогда одарите нас, чтобы нам не голодно было в пути!

Тарто сделал знак – и Кадол с Мимошкой двинулись сквозь толпу с корзинками для сборов.

– Будьте щедрыми, друзья-приреченцы! – закричал Тарто.

Он снова подхватил барабан и выбил частую легкую дробь.

Представление кончилось, но зрители не спешили разойтись. Мимошка и Кадол двигались между ними, и корзинки быстро тяжелели от меди и серебра.

Большой вертел топоры, рядом с ним рабыня-карнагрийка жонглировала цветными шарами. Умело, но без всякого пыла. На ее месте должна была быть Мили.

Нифру лежала в шатре. Налус, старший ее сын, втирал в ее кожу смягчающую мазь. Рядом пристроился Фаргал с маковым пирожком в руке.

– Ну что, маленький принц, тебе понравилось? – сказала Нифру.

– Угу.

– А кто больше всех?

– Когда шары,– ответил Фаргал.

Налус фыркнул.

– А я тебе понравилась? – спросила Нифру.

– Угу.– Фаргал проглотил последний кусочек пирожка. – Только ты так быстро вертелась, что у меня все вот так! – Мальчик помотал головой.– Ты в следующий раз не крутись так быстро, ладно?

Нифру засмеялась.

– Ладно,– пообещала она.– Специально для тебя – не буду.

– А что это за птица? – Фаргал потрогал пальчиком вытатуированного сокола.

– Это сокол, малыш. Он хочет схватить царя змей, но даже я не знаю, что из этого выйдет.

– А они не смоются водой? – спросил мальчик озабоченно.

– Нет.

– А ты можешь…

– Парень,– вмешался Налус,– или сиди тихо – или марш на улицу!

Фаргал замолчал. Хотя у него оставалось еще не меньше сотни вопросов.

3

Из Приречья цирковые уехали на следующее утро. Первые несколько миль странники вдыхали нежный аромат цветущих садов, потом потянулись полосы пашни, разделенные межевыми знаками. А ближе к полудню дорога опять нырнула в лес, и буйная растительность низового Эгерина стерла всякий след присутствия человека. Кроме самой дороги.

Навстречу цирковым выехала из-за поворота легкая карета, окруженная дюжиной вооруженных всадников. Тарто свернул к обочине. Карета протарахтела мимо. Последний из всадников подмигнул старшине и коснулся пальцами выгнутого края шлема.

Фаргал проводил кавалькаду восторженными глазами. Воины!

Часа в три пополудни Тарто решил сделать привал. Выбрав местечко, где деревья росли пореже, он свернул с дороги и въехал в лес. Фургоны затрясло на ухабах, молодая поросль скребла по днищам, но лошадки старательно тянули вперед, и фургоны, как тяжелые сухопутные корабли, медленно вплыли в лесную тень.

Шагов через сто пятьдесят впереди обнаружилась полянка, а за ней сплошной частокол стволов, прорезанный лишь парой звериных троп.

– Стой!– скомандовал старшина, натягивая вожжи.

Но лошадки уже и сами остановились, сообразив, что к чему.

После обеда Тарто объявил: каждый может заняться, чем желает. Заработали.

Бубенец немедленно достал свой лук.

– Я иду охотиться! – гордо заявил он, и все расхохотались.