Отец Кэтлин не испытывал ни малейшего желания занимать этот пост, но сопротивляться не стал. Он надеялся использовать свои полномочия, чтобы облегчить положение населения Америки. К тому же ему дали понять, что в случае несогласия разговор будет очень коротким. Либо он подчинится, либо его «усмирят».
Эту истину Кэтлин познала на собственном опыте, причем в очень раннем возрасте. Банле кринну нао Нарво считалась ее телохранительницей, но с тем же правом ее можно было назвать надзирательницей и в любой момент могла стать ее палачом. Кэтлин служила залогом того, что Бенджамин Сто-куэлл и впредь будет сотрудничать с джао. До тех пор, пока он выполнял их требования, ставил свою подпись под их решениями и изображал дружбу и взаимное доверие между марионеточным правительством Северной Америки и завоевателями, его дочери ничто не угрожало. Но как только отец дочь нарушат правила игры, Кэтлин поплатится за это.
У нее было двое братьев. Старший из них погиб в боях с джао, когда вторжение только началось, младший — несколько лет назад, в руках Губернатора Оппака. Кэтлин хорошо понимала, что ее непредсказуемая тюремщица без колебаний свернет шею своей подопечной, если сочтет необходимым или получит такой приказ. Как и ее родители, Кэтлин считалась свободной, но лишь в той мере, в какой позволяли джао, и лишь до тех пор, пока оставались послушны.
И теперь, когда университет гудел слухами об этом новом назначении в командовании джао, ей тоже стало интересно взглянуть на нового Субкоменданта… конечно, не для того, чтобы с ним познакомиться. Джао стали для многих студентов чем-то вроде модного увлечения. Они даже пытались подражать инопланетянам — например, копировали манеру их поведения или наносили на лица рисунок, имитирующим
Вне всякого сомнения, явление отпрыска легендарного кочена Плутрак было событием величайшей важности. Но для Кэтлин он был прежде всего джао, и его «благородное происхождение» ничего не меняло. Можно не сомневаться: он мыслит точно так же, как и все его предшественники. И так же предан общему делу, смысл которого сводится к превращению людей в нечто полезное — полезное в понимании самих джао. Остальное для них не имеет никакого значения, в том числе и мнение самих людей по этому поводу.
К великой радости Кэтлин, по возвращении в комнату Банле решила немного вздремнуть — обычная привычка джао. Специально для этого охранница поставила в соседней комнате раскладушку.
В этом смысле они больше походили на кошек, чем на людей. Вместо того чтобы спать несколько часов подряд, джао время от времени погружались в короткую дремоту. Как правило, это происходило ночью, но Кэтлин знала, что джао могут спать, равно как и бодрствовать, в любое время суток. Иногда у нее даже создавалось впечатление, что они предпочитают бодрствовать ночью, потому что солнце Земли кажется им слишком ярким.
Впрочем, этим сходство с кошками и ограничивалось, разве что в пластике проскальзывало что-то тигриное. В остальном джао больше напоминали морских львов — правда, лишь напоминали. Во-первых, их лица были более плоскими, чем морды морских львов, а во-вторых, ни у одного морского льва вы не увидите такой развитой нижней челюсти и подбородка. А также больших подвижных ушей, каких не бывает у морских млекопитающих Земли.
Предками джао, судя по всему, были как раз морские млекопитающие. Об этом свидетельствовали рудиментарные перепонки между пальцами — правда, только на ногах. Все джао великолепно плавали. Однако каково бы ни было их происхождение, сейчас они, несомненно, стали настоящими жителями суши. По человеческим меркам, их тела казались слишком длинными, а ноги — слишком короткими, но это были настоящие ноги, а не кургузые ласты морских львов и их родственников. На поверку, джао бегали даже быстрее людей — по крайней мере на короткие дистанции.
Но мысль об их сходстве с морскими львами не сразу приходила в голову. В облике морских львов, тюленей, даже великанов-моржей есть что-то «симпатичное». Но назвать джао симпатичными просто не поворачивался язык. Да, внушительные, грозные… порой даже красивые… но они решительно не внушали симпатии.
Кэтлин оставалась в одиночестве не больше пяти минут. Дверь приоткрылась, и в комнату снова вошел профессор Кинси. Бросив быстрый взгляд на загородку, где дремала Банле, он с видом заговорщика зашептал: