Путь империи

Он вспомнил еще одно из любимых выражений Врота.

Как дети в песочнице.

Глава 40

Когда-то резиденция в Оклахома-сити был для Оппака местом, где можно почувствовать себя спокойно. Теперь дворец вызывал у него тягостные чувства.

Ранения, которые сгоряча нанесли ему бывшие подчиненные, схватив его по приказу Своры, уже зажили. Теперь Оп-пак почти все время проводил в бассейнах помещения, которое его служители-люди называли Большим Залом. Да, когда-то ему прислуживали люди. Теперь их не было. И это хорошо: он не потерпит присутствия этих тварей, даже если Свора позволит им здесь находиться. Но Свора не разрешит. Теперь к нему допускают лишь Гончих, которые и выполняют роль служителей. Они прилежно выполняют все приказы… но где их почтение? И все — гаадкомордые новички. Это еще одно оскорбление. К счастью, Бори — та, что сейчас смешивает соли для бассейна — очень искусна. Так внимательно выслушивает его замечания, добавляет нужные ароматы, проверяет, снова спрашивает… Соли были из старого запаса, специально завезенные с Пратуса. Уже сейчас запах стал почти идеальным и начинал действовать успокаивающе.

Но никакие соли не заставят его забыть, где он находится. Снова на этой отвратительной планете… По крайней мере, ему необходимо прийти в себя. Оппак скользнул обратно в бассейн, распластался на дне, имитирующем скальный выступ, и позволил прохладным искусственным волнам покачивать свое тело. Он пытался думать.

Думать было трудно. Гнев по-прежнему клокотал в нем. Время шло, и ничего не менялось. Наконец Оппак сдался, поднялся на поверхность и окинул взглядом зал. Потоки яркого света струились из отверстий в потолке, образуя на полу золотые квадратные лужицы. Бори молча сидела у дальней стены и начищала перевязь Оппака, являя собой воплощение готовности выполнить приказ. Но и только. Никакого намека на почтение, которое Оппак заслужил.

Его кулаки сжались от желания кого-нибудь ударить. Кого угодно — человека, джао… Он снова огляделся. Ни людей, ни служителей-джао. Во всей резиденции — никого, кроме него самого и Гончих. Нет, пусть его называют безумным ларретом. Он не настолько обезумел, чтобы нападать на воинов из Своры. Даже если их сейчас называют служителями.

Джао дочистила перевязь и удалилась. В движениях Гончей сквозила неподобающая поспешность. Вот еще один выпад. Весьма утонченный.

Оппак перевернулся на спину и поплыл, глядя, как прозрачные волны отраженного света играют на потолке. Он выстроил эту резиденцию, чтобы произвести впечатление на туземцев. Он специально использовал элементы человеческого стиля, полагая, что это придаст сооружению более величественный вид. Возможно, он совершил ошибку и показал, что придает их мнению большое значение. Как только завершится нынешнее течение, это здание надо снести, а на его месте отлить новый дворец — такой, как и подобает намт камити. Нет… не здесь, в другом месте, где-нибудь на побережье. А на Оклахома-сити сбросить болид, чтобы стереть скверные воспоминания. Как только ему возвратят удх, он все это сделает.

На следующий день во дворец, ставший тюрьмой, явился один из старейшин Нарво. Наконец хоть кто-то нарушил унылое уединение Оппака. Однако легче ему не стало. Как все предсказуемо. После бесконечных орбитальных циклов пренебрежения и молчания эти высокомерные выродки соизволили о нем вспомнить.

Дверное поле рассеялось, и в зал вошел пожилой джао. Кажется, в юности они встречались — мельком. Оппак даже не помнил его имени. Кажется, они были не в самых лучших отношениях.

— Вы уже давно позорите нас, — произнес старейшина. — Неужели это не прекратится?

Несмотря на возраст, он был еще крепок. Литые мышцы, гордость всех Нарво, перекатывались под бархатистым красновато-бурым пухом, форма ушей приближалась к идеальной. Как и подобало его положению, перевязь была великолепна, а штаны изысканного покроя сшиты из тончайшей изумрудно-зеленой ткани.

Старейшина не назвал своего имени. Беседа будет не на равных.

— Я никого не опозорил, — сердито ответил Оппак, прижимая уши. — Я приносил пользу, укрощая этот дикий мир, как мне и было велено.

Он выбрался из бассейна, но не стал отряхиваться. Казалось, его пух мгновенно высох.

— И не моя вина, что эти создания настолько вздорны и упрямы. Я никогда не пренебрегал обязанностями, который вы взвалили на меня столько циклов назад, хотя мне они были в тягость.

Глаза старейшины вспыхнули. То, что он услышал, было непростительной наглостью.

— И что сказала бы Шиа кринну ава Нарво?

Его фрагта. Оппак попытался сохранить спокойствие.

— Шиа предпочла меня покинуть. Я ее не отсылал.

— Мы полагали, что вас держат здесь, подальше от всех остальных именно потому, что она оставила вас! — вибрисы старейшины дрожали от негодования. — После того, как вы безответственно пренебрегали мудростью своей фрагты — до такой степени, что вынудили ее уйти, то есть попросту прогнали ее… Мы будем глупцами, если дадим вам более почетное назначение!