Я на себе почувствовал, что может этот доспех — меч мой разбился вдребезги от ударов, а я принял на себя удар противника. В глазах моих заплясали звезды, но я устоял. Тело мое осталось без повреждений кроме, быть может, сломанного ребра.
Но я не стал мешкать. Надо было завладеть оружием, и я бросился на мадарианина и вырвал его меч.
Он был так самоуверен, так убежден в скорой победе, что растерялся от моего напора и выпустил оружие. Вот тут я дал волю своему гневу.
Трое из мадариан явно пожалели о том, что явились сюда. Они были не слишком опытными бойцами, и я сумел уложить их на землю. Но мне достался новый противник. Я сбил с него шлем и смог увидеть глаза этого рыцаря.
Это был Лерсен Вайлет. Нас уже ничего не связывало — он вернул мне свой долг. И теперь с чистой совестью готовился меня убить.
В сущности, у меня не было с ним никаких счетов, кроме одного, — он принадлежал к ордену, в который входили убийцы Паркары. И я был вынужден убивать всех, кто мог называть себя мадарианином — я не был фанатиком, мной не руководил зов веры. Я дал клятву Орантону и хотел служить ему. Если он считал, что старые культы лучше для Ларотум, то так тому и быть.
Но, в отличие от меня, Лерсен Валет, по непонятным мне причинам, был, что называется, свернут на новой вере — он сражался не за сюзерена, не за товарищей — он сражался за убеждения, а это, по моему мнению, гораздо хуже!
Мне было нечего ему противопоставить. И я просто сказал себе: 'Жарра, убейте его'.
Я был готов к тому, что на Вайлете будет надета такая же непробиваемая кольчуга, я ожидал, что меч его разобьет мой. Но что за польза в этом? Я буду драться и стремиться убить.
Но что-то большее было в Вайлете, чем в его товарищах по ордену.
Мы бились как-то особенно — я понял это сразу. Он был готов умереть. Он не бежал от смерти. И он не надел ту кольчугу и не взял тот меч. Я мгновенно понял, почему он это не сделал. Лерсен Вайлет был рыцарем до мозга костей.
Мы просто оказались по разную сторону. И если бы такое было возможно, то я отдал бы все за право быть другом этого человека, развеять его заблуждения.
Вытирая кровь с меча, я, молча, смотрел, как отходит душа Вайлета, и бледное лицо его с закрытыми глазами производило странное впечатление — что-то от другого мира — не нашего!
В нашем коварном, извращенном, неправильном мире — вести себя как Вайлет могут избранные, и их этот мир мгновенно уничтожает.
Итак, я обезвредил четверых. Двоих уложил Брисот. Одного — Караэло. Влару ранил одного. Граф Лону лежал на земле, и я поначалу подумал, что он убит. Пятеро остальных шипов были мертвы.
Мои друзья продолжали сражаться с оставшимися в живих лисами. А я решил обратить свое внимание на Миролада Валенсия. Он кружил вокруг храма, как старая ворона. Что-то трещало и шипело в его руке. Он злился — потому что ему явно не удавалось завершить свою миссию, и он заметил, что сражение не оборачивается победой его воинов.
Но вдруг ему удадось сконцентрироваться и страшная молния полетела в Дерево. Оно склонило свои ветви, зашумело, и сильный ветер забушевал в ее листве.
Огонь разгорался и полз по веткам. Но жрецы тоже применили магию — и струи воды помчались наверх и стали тушить пламя.
Жрец Дарбо приготовился сделать новый удар.
Но тут возмутился я. Все свое огромное желание спасти дерево я направил невидимым щитом на мафлору.
Молния ударила в него — резкая боль, как сотня тысяч холодных осколков пронзила мое тело. Но пламя устремилось прочь.
Миролад Валенсий заметил меня. Его ненависть была сильнее пламени. И он продолжил свое колдовство.
Но когда мои друзья добили мадариан и подошли ко мне, а навстречу Валенсию вышли жрецы из храма Дерева и встали невидимой стеной — ему не осталось ничего другого, как отойти назад и, осыпая нас проклятиями, удалиться.
Глава 27 Смерть старика Влару
Усталость и опустошение остались с нами после этой битвы. Мы, словно утратили смысл происходящего в нашей жизни.
Равнодушие принца вот, что почувствовал я, и мое ощущение передалось моим друзьям. Мы-то привыкли сражаться не за веру и не за идеи — мы привыкли Служить, и самое верное, что руководило нами — это преданность тому, кому ты служишь.
Мы могли пойти в огонь и воду, когда были уверены в том, что наш господин достоин того.
Тень сомнения пробежала черной лисой между нами и Орантоном. Но он еще не до конца разрушил доверие — оно лишь покачнулось на зыбких волнах, но корабль еще не шел ко дну.
Я снова вспомнил о Вайлете и задумался: почему порой о своих врагах ты думаешь больше, чем о тех, кого любишь?
Эти люди вызывают разные чувства и все, чтобы я мог сказать о Вайлете, могло бы уместиться в одной из песен Влару.
Мой враг, я ненависть твою
Встречал, в ее глаза смотрел.
Ты был убитым мной в бою-
Бойцом, как ты хотел.
Я был с тобою прям
И честен — до конца.
Клинок мой пел, свистел
И славил кузнеца!
Тебя он выбрал не со зла.
Он холоден и прям.
Но в мой характер он проник-
А я, как он, упрям!
Легко он встретил плоть твою.
Ему — не привыкать.
И он не знает, как рука
Устала убивать.
Ты был со мною прям