Путь истинной любви

Сегодня утром Пенелопа нарисовала знак мира на своей щеке, чтобы соответствовать

настроению, которое нарисовано на ее собственном лице.

– Ага, – говорю я, кидая корку арбуза в деревья.

Пен пожимает своими обгоревшими плечами, крутя между пальцами бенгальский огонек

пурпурного цвета.

Облокотившись на сосну, полностью покрытую толстой корой, Риса прикрывает руками

зажигалку и прикуривает от нее сигарету. Вспыхнувшее оранжевое пламя освещает ее

лицо, и трясущийся кончик ее вредной привычки вспыхивает красным. Моя сестра

выдыхает густую струю дыма, прежде чем кинуть серебряную зажигалку Зиппо в Пен.

– Я что хочу сказать: я попытаюсь смотреть за тобой, но ты же знаешь, мне и свои дела

решать надо.

Когда Риса отдала нашим родителям свой аттестат, они пытались рассказать мне как

учителя в высшей школе Кастл Рейн сестру, что не захотели с ней расставаться. Но я-то не

идиот; Риса провалила двенадцатый класс, поэтому она снова будет учиться там же.

И теперь она будет супер старшеклассница. А я буду обычным новичком.

От досады она выплевывает сигарету.

– Но в конце концов, вы есть друг у друга.

Я закатываю глаза, ожидая каких-нибудь комментариев по типу «не будь таким

странным» от Пен, но она их так и не произносит. Она полностью поглощена бенгальской

палочкой, рисует в воздухе мнимое колесо, высекая искры и безуспешно пытается раздуть

пламя; желтые угольки отражаются в ее очках, обрамленных в голубое. Я предлагаю

помощь и зажигаю новый огонек с первого раза.

– Все у нас будет хорошо, – отвечаю я сестре. Пенелопа танцует между нами с

бенгальским огнем, мерцающим розовым цветом.

– Высшая школа, это совсем другое, Ди. Даже в этом говеном городке, – Темная зола

падает с косяка. Риса томно закрывает глаза, и ленивая улыбка появляется на ее губах. – Я

слышала, что школа в Ниа Бэй закрылась. И ходят слухи, что они перекидывают всех в

Кастл Рейн.

Я зажег следующий огонек для Пен.

– И что? – спрашиваю я.

Моя сестра смеется.

– И что? Да эти ребята из резервации смутьяны, и с ними постоянно одни неприятности. Я

даже не представляю, придется ли им это по душе. Каждый день, целый час ехать с

родного города, чтобы добраться до школы. Вот так-то. Когда людям становится хорошо,

правительство ломает семьи и рушит жизни. Вот почему я говорю плевать на

администрацию. И я буду ходить в школу еще следующие пять лет, если захочу. Я ни у

кого спрашивать не буду.

Пенелопа делает перерыв в рисовании звезд искрами, чтобы скосить глаза под линзами

кобальто-синего отлива и крутит пальцем у виска, как будто Риса совсем ку-ку.

Запах скунса и мокрой травы тяжело повисает в воздухе, вытравливая аромат горячих

углей и крема от солнца. У меня припасен еще один бенгальский огонек в заднем кармане

брюк, но чем больше моя сестра затягивается, тем большую чушь она несет.

– Войны, – говорит Риса, понижая голос. – Они все там сговорились.

Я смотрю на Пен, она закрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.

– Какая еще война? – спрашиваю я.

– Все вместе взятые, – отвечает мне мисс «Паранойя». – Президент Клинтон распорядился

начать Вторую Мировую-2.

Тлеющие угольки падают с ее сигареты, и она ждет моей реакции, выдувая своим ртом

колечки из дыма. Я почти готов забросить Пен на плечо и унести отсюда, когда мистер

«Ультимативная теория заговора» зовет свою дочь.

– Ты бы лучше не стояла с этим странным парнем, – грохочет мистер Файнел со своего

двора, практически тряской отражаясь по земле под моими ногами. – Ох, парень, лучше

бы тебе не слоняться тут вокруг моей девочки!

– Президент Клинтон и его подослал, чтобы испортить твою жизнь, – смеется моя сестра и

сводит глаза в одну точку, когда очередной раз затягивает косяк.

Пенелопа бросает огонек и тушит его носком своей сандалии. Убирая свои затвердевшие

от морской соли волосы с лица, девочка с обгоревшими плечами быстро подбегает и так

же быстро чмокает меня в щеку, прежде чем испариться между деревьями без единого

слова.

Я трогаю себя по щеке в том месте, где она оставила поцелуй. Жар растекается по моему

телу, с кончиков пальцев на ногах, до конца каждой волосинки на голове.

– Теперь береги этот поцелуй, – говорит Риса. Она подмигивает, но выходит это двумя

глазами сразу.

Так что, она просто моргает.

Мама и папа чуют запах Рисы за километр, и зовут нас на переднее крыльцо, подальше от

соседской вечеринки.

– У тебя совсем никакого уважения к закону? – моя мама топает ногой. Ее светлые волосы

подпрыгивают. – Тебе совсем наплевать на свои легкие? Тебе есть вообще до чего-то

дело?

Рубашка моего отца с гавайским принтом в цветочек, застегнута на все пуговицы до

горла, как будто он латиноамериканец на каникулах. Его очки держатся на кончике носа,

когда он наклоняется ко мне и нюхает. Я делаю шаг назад с высоко поднятыми руками.

– Я не затягивался, – говорю я с улыбкой.

Моя сестра показывает мне фигу, и я сбегаю со ступенек, чтобы сесть рядом с Пенелопой