Война государства против Церкви и Православия приобрела небывалый размах. Во всех газетах появлялись статьи и фельетоны с клеветой и нападками на священников, монахов и архиереев; тысячи агитаторов выступали на собраниях и митингах, клеймя «жадных и корыстных попов». Советскими законами священнослужители были лишены гражданских прав, не могли получить продовольственные карточки, дети священнослужителей не принимались в вузы и на работу в советские учреждения. ВЧК (с 1922 года – ОГПУ) установила через своих «секретных сотрудников» контроль за деятельностью церковных общин; власти всех уровней принимали различные меры для стеснения деятельности священников, активно занимавшихся проповедничеством и имевших авторитет. Например, в декабре 1920 года Секретный отдел ВЧК принял решение
20 июня 1922 года священник Сергий Дурылин был арестован и помещен в Бутырскую тюрьму. По обыкновению, начались хлопоты, и наиболее авторитетные из его знакомых во главе с академиком архитектуры А. В. Щусевым обратились с ходатайством к народному комиссару просвещения А. В. Луначарскому. Для знакомых отца Сергия советский нарком виделся могущественной личностью, они не знали, что в партии до сих пор ему ставят в вину былое «богоискательство», что его якобы свободные диспуты о вере со священником Александром Введенским – спектакль, о деталях которого «диспутанты» договариваются заранее за чашкой чая на квартире наркома. Луначарский отлично понимал, когда, за кого и о чем можно ходатайствовать перед могущественными ОГПУ и Политбюро; знал, что по инициативе Ленина готовится высылка за границу наиболее видных философов и писателей, настроенных откровенно оппозиционно к Советской власти. Он поставил условие: Дурылин должен снять с себя сан – лишь тогда он сможет помочь. И отец Сергий снимает с себя священнический крест и становится мирянином Сергеем Николаевичем.
Быть может, провидели это Оптинские старцы, не благословив его на монашеский путь? Старец Нектарий в революционные годы твердо говорил: «Я тебе заповедую монашество больше всего хоронить. Если к тебе револьвер приставят, и то монашества не отрекайся», «отречься от монашества – отречься от второго крещения, а значит, и от Христа» (32, с. 158).
Но по рассказам близких к Дурылину людей, он «никогда не снимал с себя сан», а просто воспользовался слухами о снятии сана и не опровергал их (49, с. 41).
Он отсидел еще полгода во Владимирской тюрьме; в 1923 году его отправляют в ссылку в Челябинск, и по благословению отца Алексея Мечева за ним едет та Ирина Алексеевна Комиссарова, которая некогда кормила его кашей и которой предстоит стать его женой.