Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Но, быть может, более важным, чем устроение обители по Афонскому образцу и обновление монашества в России, стали иные его дела: перевод и издание трудов святых Отцов Церкви. До него имелись переводы некоторых аскетических творений, но источник монашеского просвещения был очень слаб. Его усилиями появились церковнославянские переводы творений святых Антония Великого, Макария Великого, преподобного аввы Исаийи, Марка подвижника, Феодора Студита, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы и многих других, позже напечатанные стараниями митрополита Гавриила (Петрова). Последние годы жизни старец Паисий провел в большом Нямецком монастыре. И там он, желая передать монашеству «мед, истекающий из уст святых отцов», днями и ночами продолжал работу над переводом, сличая различные привезенные с Афона списки древних текстов. Из его переводов и составились настольные книги каждого инока: «Добротолюбие», многотомное собрание изречений и поучений великих Отцов Церкви IV–XIV веков, «Лествица» аввы Дорофея и «Поучения» преподобного Исаака Сирина. Спустя пять десятилетий обе традиции преподобного Паисия Величковского – строгая монашеская жизнь и распространение святоотеческих творений – возродились в Оптиной пустыне.

В Оптину пригласили братьев Тимофея и Александра Путиловых. Они были пострижены в монашество с именами Моисей (1782–1862) и Антоний (1795–1865) и основали скит на границе монастырских владений, близ пасеки, где жил в уединенной келье старец Иоанникий (96, с. 71). Скит находился в полукилометре от обители, в сосновом бору, и был обнесен деревянным забором. Справа от ворот позднее был поставлен небольшой домик, в котором старцы принимали народ. В скит редко приглашали гостей, женщинам вход туда был запрещен.

Вскоре, в 1825 году, игумен Моисей был поставлен настоятелем Оптиной пустыни, которой управлял 37 лет. При нем обитель совершенно преобразилась. Увеличилось число братии, почти вдвое выросла площадь монастырских угодий, были заложены фруктовые сады, начато разведение хороших пород рогатого скота, продолжалось церковное строительство, устроены корпуса монашеских келий, гостиницы, большая библиотека, заводы и мельница.

Но более важным стало то, что при новом настоятеле церковные службы стали совершаться более благолепно, возвысился нравственный строй обители. Игумен Моисей пригласил еще нескольких пустынножителей, принадлежавших к школе старца Паисия. Богослужебный устав соблюдался с особой строгостью, братия была обязана присутствовать на богослужениях. Благодаря этому в период настоятельства преподобного Моисея сформировался особый дух Оптиной, особый строй ее внутренней жизни.

Пустынь жила по строгому общежительному уставу. У каждого инока была своя келья. Послушники и монахи, число которых в те годы составляло около 300 человек, получали послушания от настоятеля или келаря: это были работы в гостинице, на скотном дворе, в пекарне, в храме, в саду, в библиотеке и т. д. И настоятель, и монахи ничего не имели в личной собственности, все вместе с настоятелем вкушали пищу в трапезной; даже такую мелочь, как чай или сахар, монахи получали от пустыни, не говоря об одежде и обуви. Лишь для старцев в скиту пища готовилась отдельно и приносилась им в келью (159, с. 345). Внутренний дух пустыни, по воспоминаниям современников, был настолько единым, так глубоко проникал в сознание и души ее насельников, что настоятелю или старцам не было надобности принуждать к чему-либо иноков или делать им выговоры. Этот строгий и возвышенный дух обители влиял и на богомольцев.

Немало средств тратилось в Оптиной на дела благотворительные. В те годы большой приток богомольцев для иных монастырей превращался в тягость, ведь следовало голодным дать хлеба, неимущих обеспечить деньгами, больных вылечить, а средств недоставало. Да и церковная власть не поощряла «чрезмерную щедрость» монахов, и епархиальные консистории следили за этим. Иеромонах Леонид (Кавелин) как-то недоуменно спросил игумена Моисея: «Как же это вы, батюшка, пишете в расход на дрова то, что роздано беднякам?». «Ведь народ-то, чадо мое, приносит свои лепты в наше распоряжение, а не консистория, – ответил игумен. – А консистория разве позволит нам раздавать беднякам так щедро, как мы это делаем? Да это – самая невинная ложь и безгрешная!» (60, с. 136).

В начале управления отцом Моисеем монастырем там находилось 40 иноков, а к 1863 году – уже 108 человек. Настоятель со своими сотрудниками – старцами привлек к обители многих почитателей и богомольцев, многие из которых выражали свое усердие к обители денежными вкладами, на проценты с которых содержалась братия и ее благотворительные заведения. Объем вечных вкладов за эти десятилетия возрос с 4120 до 70 730 рублей (96, с. 144–145).