грозную боевую машину. Наши кстати тоже попадались, буквально через километр, мы увидели остов нашей самоходки с развороченной взрывом боекомплекта боевой
частью.
- «Зверобой», - вздохнул Микоян: - А вон там видите, три танка? Там еще ремонтники взяться. Это тэ-сорок четвёртые. Видимо подстерегли и в борта ударили, а
левее, корпус вверх гусеницами. Не разгляжу, но вроде тэ-тридцать четыре-восемьдесят пять. Тут армия Катукова проходила.
Мы долго провожали наши погибшие боевые машины взглядами.
- О, смотрите «тигр»! – снова воскликнул Степка.
Я всё-таки добился отправки на фронт на два «инструкторских» месяца. Правда, под расписку, что все боевые действия будут вестись нами только над
освобожденной территорией. Что ж, и тут охотники бесчинствуют, есть с кем схлестнуться в схватке.
В продвижение моего рапорта помог отец, он теперь не абы кто, а замнаркома авиационной промышленности и советник Верховного Главнокомандующего по линии ВВС.
Батя курирует заводы, что начали производить первые реактивные самолеты. Четыре опытных аппарата уже два месяца крутились в небе над Центром, произведя фурор
среди переучивающихся на новую технику летчиков как истребительной, так и бомбардировочной авиации. Два аппарата были чисто истребителями-перехватчиками, два
других скорее относились к бомбардировано-штурмовой авиации. Имели подвески на крыльях и бомболюки.
Шестнадцать готовых истребителей, получивших документальное наименование Ла-9бисМ, и ласковое прозвище «Балалайка» полученное от успевших полетать на них
летчиков, отправились на Брянский фронт в знаменитую дивизию полковника Покрышкина. Официальное название получили из-за опытного КБ Лавочкина, именно там
изучали и адаптированные под современные реалии «украденные у противника» схемы и устройства новейших реактивных моторов, фюзеляжа самолета и приборов для
них. Мне же эти новейшие истребители напоминали чисто советские Миг-21 из нашего мира, только с некоторыми переделками уже местных конструкторов. Штурмовики
же вообще похожего с нашим миром не имели. Уже местная задумка, только движки не имели тут аналогов.
Из новейших истребителей сформировали отдельное подразделение перехватчиков, пока с неясными целями. Всех возможностей этих машин еще не знал никто, вот
поэтому мой рапорт и не был положен под сукно как другие.
Эту усиленную эскадрилью принял под командование гвардии майор Кожедуб, именно он первым усвоил эту машину в Центре. Его в то время как раз принесла нелегкая
переучиваться на Ла-7мые, увидев новую машину он влюбился в нее до чертиков. Я такому отношению был только рад, Иван, как я, Степка или тот же Покрышкин
относились к редкой категории интуитов, то есть в считанные мгновения могли овладеть любым самолетом. Среди пилотов такие встречаются. Редкость конечно, но
они есть, самый большой процент таких интуитов находится в отдельном спецполку, где я ранее служил.
На шестнадцать машин у Кожедуба было одиннадцать прошедших переподготовку и обучение пилотажа на этой машине летчиков-ветеранов. Я вез еще троих недостающих.
Кроме нас со Стёпкой, в старенькой и раздолбанной полуторке с помятым кузовом, сидели еще двое летчиков-инструкторов. Это гвардии майор Микоян, мой бывший
ведомый, и старший лейтенант Савельев. Оба опытные летчики, попали в инструктора после ранений. Степан Микоян, в декабре сорок третьего схлестнулся с
напарником с шестеркой «фоккеров»-охотников. Снаряд разорвался рядом с кабиной, тяжело ранив тогда еще капитана Микояна. Напарник его в одиночку умудрился
отбить нападение, и пытался довести раненого ведущего до аэродрома, подбадривая его по рации. Степка дотянуть не смог, и теряя сознание от потери крови сел
на заснеженную дорогу. Повезло ему, что при посадке он едва не врезался в санитарные сани, на которых везли девушку фельдшера, едва окончившую мединститут и
только-только надевшую погоны. В данном случае это называлось везение, как бы это не звучало тот момент.
Надо отдать ей должное, они с возницей не растерялись, смогли вытащить Степку из кабины, перевязать и доставить его в ближайший госпиталь. Мой бывший ведомый
выжил, но осколки повредили ногу, вернее колено. Теперь нога у майора плохо гнулась. Мне терять такого летчика не хотелось, тем более медицинская комиссия
списала его подчистую, и я сманил его в Центр, о чем ни капли не жалел. Трудоголиком Микоян был еще тем, одно только освоение реактивных истребителей далось
ему тяжело, но он не бросил летные тренировки. Я выбил ему разрешение на пилотирование самолетов, даже новейших. Более того, тратя все свое свободное время,
он сумел за последнюю неделю даже догнать нас со Стёпкой в пилотаже, взяв себе в ведомые лейтенанта Савельева. Теперь это была слетанная пара, как и у нас с
лейтенантом Раевским.
В общем, получив разрешение, подписанное в верхах, мы сели в Дуглас, и прилетели на тыловой аэродром, где должны были временно базироваться новейшие
истребители, но буквально за пару часов до нас, тут уже побывал Кожедуб со своими летчиками и успел перегнать оставшиеся машины на свой аэродром.