Путь из детства. Эхо одного тире

Пусть это далеко было, но видно было отчетливо. Он был маленького роста, чувствовалось, что старый, у него сутулая спина. Сам не грузный, сухой. Поднимался по лестнице Мавзолея медленно, один, очевидно сознавая, какое он производит впечатление.

И все смотрели, смотрели… Он прошел, и, когда уже был на верху лестницы, за ним двинулось Политбюро.

Ударили часы на Спасской башне — и началось! Вот они, наши маршалы: Жуков с адъютантом на белых, Рокоссовский, тоже с адъютантом на каурых конях. А что за посадка! Не забыли наши маршалы свою кавалерийскую молодость. И Рокоссовский салютует Жукову, вскинув сверкнувший клинок. Какой восторг!

Они уже объезжают сомкнутые ряды воинов. «Поздравляю вас…» И в ответ: «Ура! Ура! Уррра-а-а!»

Вы, дорогие мои читатели, наверняка сто раз видели этот парад Победы — в хрониках, на экранах своих телевизоров.

Слышали, как гремят оркестры.

Читали газетные описания: «Чеканя шаг проходят перед трибунами, сменяя друг друга, фронт за фронтом. Развеваются победные знамена. Блестят, подрагивая в такт марша, ряды военных наград…»

Вспомнили бы, наверное, басовитое стрекотание танковых гусениц по Красной площади и самолеты в небе над ней.

А я видел своими глазами, как нахмурилось московское небо и заплакало, поминая павших. Струи дождя забарабанили по брусчатке площади, разлетаясь слёзными брызгами.

Наши солдаты в боевых зеленых касках, в полевой форме несут через площадь знамена фашистских армий, пригнув к самой земле их хвастливую славу, и швыряют их, словно хлам, на мокрую брусчатку к подножию Мавзолея. Да, такое надо видеть!

А память подсказывает строки:

«И мы бы даром только стали
Мир уверять в иные дни,
Что имя Сталин —
Этой стали,
И этой славы не сродни…»

Так написал великий русский поэт, фронтовик Александр Твардовский.

А что написано пером (да еще таким!) — того не вырубишь топором.

* * *

«За Родину! За Сталина!»

Сталин для моего поколения, как и для всей страны, был символом нашей общей веры в победу над фашизмом.

Мы, мальчишки, не воспринимали Сталина как конкретного живого человека. Это был обязательный, почти без вариантов, фотопортрет на первых газетных полосах, а позже, после победы, этот портрет несли на всенародных праздничных демонстрациях. Мы иногда видели Сталина на экране в коротких хрониках «Новости дня», которые всегда показывали в кинотеатрах перед просмотрами фильмов, но этот оживший газетный портрет Сталина, который иногда улыбался с трибуны Мавзолея, иногда взмахивал рукой, все равно не выходил для нас за границы символа.

Когда нас принимали в пионеры и на призыв «За дело Ленина — Сталина будь готов!» мы, салютуя согнутой в локте рукой, отвечали «Всегда готов!» — то эта клятва для нас означала только готовность противостоять врагам нашей Родины. Ведь мы все вышли из военного времени.

Что касается Ленина, который «живее всех живых», но почему-то лежит в гробу в Мавзолее на Красной площади, то я не знаю ни одного из своих ровесников, что выстояли бы длиннющую очередь, чтобы посмотреть на «вождя Революции».

Зато церемонию смены караула у Мавзолея смотреть ходили.

О грядущей победе коммунизма во всем мире мы, конечно, твердо знали, но о смысле этого лозунга никто не задумывался — своих забот хватало.

К началу 50-х годов бытовая жизнь устойчиво вошла в мирное русло. Подражание блатной моде: сапоги со спущенными голенищами — «прохари», кепки на уши с короткими козырьками — расхожий товар на рынке в Перово, всегда поднятые воротники пальто, словечки на «фене» в разговорах, массовые уличные драки — все это смыло временем. Жизнь налаживалась, восторжествовал семейный уклад, приверженный к трудовым ценностям, прошедшая испытания на верность, повзрослевшая вместе с нами бескорыстная мальчишеская дружба.

Высветились манящие цели в жизни, которых не достичь в «прохарях» и перовской кепке.

А сколько ребят, «короливших» в своих дворах, безвозвратно погибло, затянутых черной дырой криминала!

И немалую роль в нашем выборе жизненного пути сыграла — хотите верьте, хотите нет — послевоенная милиция.

Молодые ребята, недавние призывники, успевшие поучаствовать в боях за Родину, но не успевшие получить мирные профессии, по окончании войны тысячами пришли на службу в милицию.

Таких нельзя было ни подмазать, ни запугать. Уголовный мир их уважал и побаивался. А с нами, когда мы попадали в отделения, в основном за уличные драки, эти новые стражи порядка разговаривали не как с упертой шпаной, а как со взрослыми разумными людьми, стараясь наставить на путь истинный.

Милые мои друзья детства с «нашего двора» — Володя Тарасов и ты, доктор наук, Витя Таргульян, — ведь так было, было!

Многие мальчишки, заметно постарше меня, мечтали сбежать из дома на фронт, воевать с фашистами. И пытались осуществить свою мечту. Их отлавливали по дороге и возвращали домой. Сыновей полка из них не получалось. Но сыновья полков все-таки были. Они, обездоленные, усыновлялись воюющими полками и осуществляли мечты сотен тысяч мальчишек всей нашей страны.