— Ну да, я понимаю… — пробормотал Селдон.
Он кивнул Манелле, пошёл по залу и так крепко задумался, что чуть было не прошёл мимо Дорс.
— Что за физиономия! — упрекнула его жена. — Ты о чём-то думаешь?
— Проклятые финики. Никак не могу про них забыть.
— Я тоже, но пока ничего не пойму.
— Понимаешь, страшновато как-то, а вдруг они отравленные?
— Нет-нет, об этом можешь спокойно забыть. Все продукты, доставленные для банкета, были проверены на молекулярном уровне. Ты, конечно же, скажешь, что это типичная паранойя, но я обязана тебя охранять и продолжаю этим заниматься.
— Значит, вся еда…
— Не отравлена. Поверь мне.
— Ну и отлично, — улыбнулся Селдон. — Ты меня успокоила. То есть я, конечно же, не думал, что…
— Будем надеяться, — сухо оборвала его Дорс. — Однако меня беспокоит другое: твоя предстоящая встреча с этим чудовищем Теннаром — до неё остаётся всего несколько дней.
— Не называй его чудовищем, Дорс. Будь осмотрительнее. Кругом глаза и уши.
— Ты прав, — сказала Дорс едва слышно. — Погляди вокруг. Все счастливы, все улыбаются, и тем не менее никто не знает, кто из наших «друзей» доложит после вечеринки своему начальнику, что и как тут было. О, люди! Как подумаешь — в наше время… Как это всё мерзко и противно! А главное — опасно. Поэтому я должна поехать к Теннару вместе с тобой, Гэри.
— Дорс, это невозможно. Ты только всё испортишь, и мне будет гораздо труднее. Я поеду сам и всё улажу. Не бойся.
— Но ты даже не представляешь себе, как будешь разговаривать с генералом!
— А ты, ты представляешь? — грустно спросил Селдон. — Ты говоришь совсем как Элар. Он, как и ты, убеждён, что я беспомощный и ни на что не годный старый дуралей. Он тоже хочет отправиться к генералу вместе со мной, то есть нет — вместо меня. Знаешь, я порой думаю, сколько же народу на Тренторе хотело бы поменяться со мной местами? Десятки? А может, миллионы?
Глава 12
Вот уже десять лет, как Галактическая Империя лишилась Императора, а во дворце как будто ничего не изменилось. За тысячелетия фигура Императора стала столь легендарной, почти вымышленной, и теперь никто, казалось, не замечал её отсутствия.
Теперь не было того, кто в величественной императорской мантии возглавлял официальные церемонии, того, кто торжественным голосом отдавал приказы, теперь никто не узнавал о желаниях монарха, никто не чувствовал как благоволения, так и опалы со стороны Императора, стихли, умолкли дворцовые торжества, прекратились закулисные козни. Личные покои Императора в Малом Дворце пустовали — здесь не осталось никого из императорской семьи.
Однако армия садовников содержала прилегающие ко дворцу парки и сады в образцовом порядке. Армия слуг наводила столь же образцовый порядок во всех дворцовых помещениях. Императорское ложе, на котором никто не спал, каждый день застилали чистым бельем. Всё шло, как обычно, и весь дворцовый персонал трудился, как было заведено. Высшие чиновники отдавали распоряжения — точно такие же распоряжения, как если бы их отдавал сам Император. Да и чиновники, честно говоря, почти все остались прежние, а новых старательно и настойчиво приучали к дворцовым традициям.
Было такое ощущение, словно Империя настолько привыкла к существованию Императора, что была согласна на то, чтобы хотя бы его. призрак, витавший во дворце, правил ею.
И хунта знала об этом — ну, если и не знала, то что-то такое чувствовала. За десять лет никому из военных не пришло в голову въехать в личные покои Императора в Малом Дворце. Кто бы ни были эти новоявленные правители, они не были придворными и понимали, что распоряжаться во дворце права не имеют. Народ, смирившийся с ограничением свобод, ни за что на свете не смирился бы с посягательством на Императора — живого или мертвого, неважно.
Даже генерал Теннар не осмелился посягнуть на Малый Дворец. Он поселился и устроил рабочий кабинет в одном из зданий, выстроенных на задворках дворцовой территории — невзрачном на вид, но выстроенном наподобие крепости, способной выдержать длительную осаду благодаря расквартированной в прилегающих флигелях охране.
Теннар был коренаст, невысокого роста, с усами. О нет, его усы не были густыми и пышными на далийский манер — они были аккуратненькими, узенькими. Рыжие усы и холодные голубые глаза… пожалуй, в молодости Теннар был даже красив. Но теперь физиономия его отекла, обрюзгла, глаза превратились в узкие щелочки, и редко в них можно было прочесть что-либо, кроме гнева.
Гневно — как мог только себе позволить человек, почитающий себя единоличным хозяином миллионов миров и всё же не осмеливающийся провозгласить себя Императором, он как-то сказал Хендеру Линну:
— Да я бы мог свою династию основать! — И, угрюмо оглядев комнату, пробурчал: — Тут не слишком подходящее место для правителя Империи.
Линн негромко возразил:
— Самое главное то, что вы — правитель. Лучше быть правителем здесь, чем марионеткой во дворце.
— А ещё лучше быть правителем во дворце. Почему бы и нет?