…И выплывет солнце из глуби небес,
Как будто со дна океана.
И рыжего с золотом тусклым замес
Вверху – над клочками тумана.
В сегодня пришедшем сама растворюсь –
Как соль в успокоенных водах.
…Уходит из сердца несчастного
Гнусь
О злобных голодных народах.
Всем хватит под солнышком места:
Ковчег –
Устойчив, надёжен, объёмен!
…И сахарный – Богом просеянный снег! –
На озими в холод уронен.
* * *
Февраль морозы в ночь несёт –
Ни одного не упускает:
Так, словно пчёлы в гроты сот
Нектар цветов зимы таскают.
Как будто: «Лето отодвинь, –
Сказали сердцу, –
но подумай
О том, что стужа стуж иль стынь
Не может быть благоразумной».
Зачем, февраль, её впустил
В свои владенья, встав под пулю?
…Жужжат морозы! Был их пыл
Стараньем пчёлок по июлю.
ПУТЬ К РЕКЕ
…Повторён и этот час заката:
Кудьма докрасна раскалена.
И в лодчонке давняя заплата
Чудится (дыра оголена).
Распласталась лодка без движенья
На траве, взошедшей из времён,
Где отцу, где мужу
разрешенья
На рыбалку спрашивать у жён.
Путь к реке – под горку – представляли
Я и мама, спящие,
пока
Двое лодку на воду спускали –
Два красивых, справных мужика.
Приходилось вымокнуть, разуться, –
Вёсла – в руки, взяты в оборот!..
…Шли по Кудьме, ближе к шири устья,
К Волге, в люльке нянчащей восход.
* * *
Так устать от технических новшеств
Может только природная стать.
От мобильников кваканья
кочет
Начинает безбожно икать.
Может, яблочко всё ж уродится –
Наберёт мякоть дряблая сок!
…И его окаянная птица
Клюнет запросто прямо в висок.
Этот плод не на шутку хиреет:
Плесень выест со шкуркой бока.
…Но окошко избушки –
алеет,
Как девицы гламурной щека.
* * *
Спокойно – с возрастом времён! –
День покидать без сожаленья
О том, что солнцем доведён
Песок до белого каленья.
Уж час, как плавная вода
Опять плывёт – как Пава – к устью,
Не пялясь всласть на города
Там, на откосах, – нравясь руслу.
Река извилиста, и всё ж
Себе с рожденья знает цену:
И к морю – дыбилось что ёрш! –
Идёт на вахту иль на смену –
Разбавить соль воды морской,
Чтобы земля солончаками
Не заблистала в жёлтый зной,
А хаты – чёрными очами.
ДЕРЕВЕНСКОМУ ШОФёРУ…
Приходит твой – уже который! – март:
Он никому былого не расскажет.
Не знает он, кто всё же виноват
В том, что пустили корни на продажу.
Пропали годы…
Может, и вся жизнь.
Что слёзы лить, скуля щенком забытым?
Постой на горке,
После – оглянись:
Не стал твой сын, к несчастью, деловитым.
Вот снова март сугробы набросал
И тут, и там, – забыв о вешней лени.
Сугробы кажут дачникам оскал,
Путь преградив к безденежной деревне.
И не проехать, – то есть не войти
В родимый дом – душе твоей в угоду.
Шофёр, затор попробуй разгрести
Чужим совком, подсунутым уроду.
памяти бориса бочкова,
участника великой отечественной
Припав к таинственной природе,
Саму себя в свой век храня,
Не забывала о народе –
Считай, закаливал меня.
И, может, вышел он из пепла
Неостывающей войны
Не для того, чтоб я ослепла
В бесстрашье здешней тишины.
Бывает тишь весны твореньем:
Спускаюсь с ветхого крыльца
В сад, где ветвится сердце
с креном
К земле, – по замыслу творца.
А ввысь летят дымы – подобье
Дыханья зимнего в ночи.
…И даже там – войны надгробья
Все в звёздах, – к вечности ключи.
* * *
Не хочу с весною расставанья.
Лишь не захлебнуться бы водою,
Что сметёт в экстазе снеготаянья
Всё с пути, – и унесёт с собою.
Буду ждать назойливых и хилых
Комаров и сереньких букашек,
Что живут не в собственных квартирах,
А в подвалах всех многоэтажек.
А другие – пусть уж копошатся
В травушке и сочной, и зелёной.
В «нулевых» – «крутыми» называться
Приучились в жизни приземлённой.
Каждому – своё… Но было б лучше,
Если бы все в счастье проживали,
А о том, что берег правый – круче,
Ветреные ласточки не знали.
И тогда б в луче – прямой, отвесный! –
Из песка и глины белой-белой
Строили б чертог:
чертог небесный
Для крылатых жителей Вселенной.
* * *
Владимиру Жильцову
Не печалясь,
Ушёл, как положено магу.
Надоело о счастье в стране говорить,
Где однажды ты сам
Потерял в голом поле отвагу
Быть с забралом, с доспехами рыцаря быть.
Ты ли был на коне?!
По земле ты ступал, тяжелея
Телом пахаря,
Зёрна оставив мечте.
Станет полночь, в тепле
Звёзды вешние сея,
Одеваться в туман,
Належавшийся впрок в борозде.
И черёмухи цвет
Не покажется снегом последним,
А прикинется инеем, лёгшим на синий висок.
…А ещё говорят,
Что на старости юностью бредим,
Что – ложится костьми
Не за что, ибо жизни своей поперёк.
* * *
На тропке – костёр из засохших ветвей:
Остаточки старого сада.
На той же сосне прёт из трещины клей:
Считай, что за старость награда.
Жевала в некормленом детстве смолу –
Вкуснее любой карамели!
…А жадный вьюнок – затаился в углу,
Его извести не сумели.
На то он и прозванный дедами «вьюн»:
Свободен в любую эпоху.
Затмению солнц и затмению лун
Угоден, – без думы засохнуть.
Питается соками зрелых корней,
Что в поте лица добывают
И «ягоды волчьи», и бедный кипрей, –
А сам себе всласть поживает.
* * *
Век несётся столь стремительно! –
Нам его не обуздать.
Верю солнышку –
медлительно
Стало в Волгу западать.
Светит, будто прокажённое! –
Все сожжёт и… трын-траву.
В день войны его лишённая,